Михаил Старчиков - Амурский плацдарм Ерофея Хабарова

Глядя на море блестящих волос, окутавших плечи принцессы, Лантань выронил обнажённый клинок и сделал шаг назад. Он был смятён, околдован и раздавлен, а его сердце с этой минуты навсегда принадлежало Цзи Тянь.

Лу-шань умер на её руках, и вдвоём они бережно перенесли его тело по тайному ходу в каменный мавзолей.

– Ты скажешь Сюанье, что отец сгорел в своём дворце! – сказала девушка, бросая горящий факел на огромный масляный светильник. – Он никогда не сможет проверить это!

Через полчаса роскошный дворец на их глазах превратился в огромный пылающий костёр, бросающий тысячи искр в ночное небо. Цзи Тянь взяла за руку своего спасителя, и только смерть смогла разорвать их заключённый на небесах счастливый союз.

Воспоминания генерала прервал почтительный слуга, тень которого тот увидел за шёлковой занавесью.

– Император приказывает вам прибыть к нему! – доложил тот, протягивая лист бумаги с несколькими иероглифами. – Вот это только что доставил специальный гонец!

Не медля ни минуты, Лантань с любовью поцеловал в лоб свою дочь, и, облачившись в лучшие одежды, направился к грозному правителю Поднебесной. Тот ждал его в одном из покоев, о чём-то беседуя с первым министром.

– Мы ждали тебя! – с притворной улыбкой обратился тот к нему. – Наш господин желает знать, почему ты остался в живых и свирепый У Саньгуй не убил своего пленника?

Опустившись на колени, как того требовал этикет, Лантань подполз к ступенькам трона и несколько раз коснулся их лбом.

– Я не могу сказать об этом человеке ничего дурного! Он достойно относится к своим врагам, которых уважает! Может быть, именно потому У Саньгуй оставил меня в живых, не требуя ничего взамен!

Сюанье внимательно слушал его, как будто пронзая до самых костей взглядом ястребиных глаз.

– Он велел что-то передать мне? Я чувствую, что он отпустил тебя не просто так!

– Он просил напомнить вам! – сказал генерал, не поднимая глаз. – Напомнить о том, что именно ваш отец назвал его когда-то Стражем Запада!

Сонготу порывался что-то добавить, но император остановил его решительным жестом руки.

– Я доверяю этому человеку! – сказал он, указывая на Лантаня. – И я помню слова отца! Очень жаль, что его некогда преданный слуга решил поднять меч против сына своего господина!

Жестом руки Сын Неба повелел генералу встать напротив себя, милостиво протянув унизанную перстнями руку для поцелуя.

– Этот Саньгуй умеет завоёвывать сердца людей! – сказал он. – Особенно если речь идёт о сердцах настоящих воинов без страха и упрёка! Поэтому ты не будешь более сражаться с ним! Ты направишься на запад, где разобьёшь войско Белого царя!

По выражению лица императора Лантань понял, что аудиенция окончена, и, снова опустившись на колени, выполз из зала, не поворачиваясь спиной к правителю Поднебесной. То же самое поспешил сделать вслед за ним и князь Сонготу, которому была поручена организация похода против русских.

– Ты пойдёшь на запад не один! – прошипел он, не скрывая своей ненависти. – Вместе с тобой отправится отряд аркебузиров нашего корейского данника Син Ню, генерала провинции Хамгён. Объединив силы в Нингуте, вы направитесь на пятидесяти судах по Сунгари, а затем выйдете в устье Амура…

Внимательно слушая брызжущего, как ядом, слюной первого министра, Лантань не проронил ни единого слова.

– Что я должен сделать? – спросил он, когда тот закончил. – Опять привезти чью-то голову?

– Ты поразительно догадлив! – ухмыльнулся Сонготу. – На этот раз речь идёт о казаке по имени Онуфр Степанов, если я правильно произношу слова этого варварского языка. Подчинённые называют его «атаман», и он очень опасный человек! Вместе с ним вы должны уничтожить всех его людей, кто окажет сопротивление с оружием в руках!

Один из многочисленных казематов Приказа тайных дел был мал и грязен до омерзения. В нём царила почти полная темнота, лишь из крошечного зарешечённого оконца под потолком пробивался призрачный лучик лунного серпа.

В самом углу, на охапке прелой соломы, лежал истерзанный до неузнаваемости мужчина. Всё его тело представляло одну сплошную рану, однако он уже давно не чувствовал боли. За последнюю неделю она стала его постоянной спутницей, частью его собственного «я».

Это был Степан Разин, изувеченный добросовестными палачами, но так и не сломленный духом. Перевернувшись на спину, он тщетно попытался поймать распухшей от пыток ладонью лунный свет.