Николай Бахрошин - Месть базилевса

Толпа перед Любеней быстро расступилась. Он понял – зовут, чего ж непонятного…

Полич зябко дернул спиной и неторопливо зашагал в круг. Остановился, не дойдя до князя полдесятка шагов, расправил плечи, заложив за пояс большие пальцы.

Князь все еще смотрел и молчал. Любеня тоже не опускал глаз. Если Сокол решил напугать его взглядом – пусть попробует…

С высоты Перунова холма далеко видно. Простор. Убегает за горизонт серебряная лента реки, изумрудная яркость весенних полей еще не высушена солнцем и зноем, над перелесками как будто зеленое марево – до того красива и нежна распускающаяся листва. И стены града отсюда хорошо видны, можно различить караульных на башнях…

А вершина холма лишь сверху обрывистая, ниже начинается пологая песчаная осыпь. Если оттолкнуться сильнее, сигануть сверху – на мягкое упадешь, дальше – в реку, на всякий случай отметил Любеня…

– Так ты слушаешь или нет, полич?

– Слушаю, – буркнул он.

Сам князь все еще молчал, говорил теперь один из его приближенных – широкоплечий воин с массивной золотой серьгой-кольцом и жгуче-красивыми глазами. Не молодой уже, но поджарый и крепкий.

Кого-то он напоминал, Любеня все пытался вспомнить – кого… Говорил воин многоречиво, но по-пустому. Вдуматься – так вообще ерунда выходит. Мол, полич Любеня, сын Кутри, затеял на торгу буйство, напал разом на четверых и всех четверых тем же разом сильно побил. Нарушил, таким образом, древний обычай мирной торговли. Этому есть свидетели тот-то и тот-то, а еще видели многие. Одному полич сломал руку, другому три зуба выбил, третьему разбил нос до крови, а у четвертого, Власка, скула до сих пор набок.

Даже сами россы посмеивались. «Эвон как – один сразу на четверых… – дурашливо протянул кто-то. – А те, значит, так и стояли, смотрели, как им зубы крошат да руки ломают… Не из християн ли будут терпельцы-то?»

Когда пожилой воин начал про скулу Власка, смех грянул уже откровенно. Даже князь улыбнулся.

– И скула сильно набок? – вдруг спросил он.

– Власк жалуется – жевать не может, только глотать способно, – серьезно ответил тот.

– А чего жалуется, пусть глотает себе и глотает!.. Он – любит… Да у Власка в избе жевать-то нечего, только жидким пробавляется, тем, что с хмелем… – гоготали в толпе.

– Передай жалобщику – я днями зайду, поправлю скулу-то. На другую сторону! – бросил Храбрый. – Ты, Асконь, дело говори, а выбитые зубы пусть они сами считают!

– Дело, князь? Есть и дело… – пожилой обвел мрачным взглядом развеселившихся родичей. Те быстро затихли, видимо, уважали его. – Вы все знаете меня, знаете, что я не люблю бросаться словами…

– Знаем, Асконь, как не знать!..

– Говори, все слушают…

– Я, Асконь, из рода соколов, обвиняю Любеню, полича, в убийстве своего сына Юрьеня! – Он возвысил голос. – И прошу в том твоего суда, князь!

«Конечно, вот почему показался знакомым!» – мелькнуло у Любени. Похож на сына-то. Точнее, тот на него.

Молодого, красивого росса, что пытал его на берегу Лаги, он хорошо запомнил. Странно, что сразу не догадался. Убийство, значит?! Так поворачиваете? Ладно…

Он без слов быстро распустил пояс, одним движением стянул рубаху, откинул в сторону.

– Ты что, полич, с глузду двинулся? – охнул кто-то. – Чего растелешился?

Любеня не обратил внимания на говорунов. Белая ярость снова подступила к самому горлу.

– Обвиняешь? Суда просишь? – громко спросил он, глядя прямо в глаза пожилому. – А это у меня откуда, скажи мне, Асконь? – Любеня ткнул себя в мускулистую грудь, где отчетливо виден свежий рубец от раны. – Разве не ваши воины налетели, сражались со мной, похитили мою женщину? И это ты называешь убийством, так, Асконь?

Россы примолкли. Краем глаза Любеня видел: многие хмурились. Помнили тот набег на север.

– Да, я сражался с вашими воинами! – продолжил он, не давая Асконю перебить себя. – На своих землях сражался, не на ваших! Но то – дело прошлое! Ратники всегда сражаются, а россы известны среди других народов воинской удалью! – польстил он немного, решил про себя – не помешает. – Сейчас я пришел в ваш град без войны. Перед ликом Перуна клянусь – с миром пришел, с торговыми людьми на ладьях… Да, хочу узнать, где моя женщина! Хочу выкупить ее у вас! Миром выкупить, по честному договору, без мести и злобы!.. Так в чем я нарушил старый обычай?! В чем ты меня обвиняешь, за что судить?!