Валентин Пикуль - Реквием каравану PQ-17. Мальчики с бантиками

Школа юнг строилась на голом месте и голыми руками.

Командование верно рассудило, что юнга должен уметь делать все, и потому слова «я не умею» не принимались во внимание. Если уж ты пришел на флот, так будь любезен делать, что тебе велено. Не хватало лопат и кирок, молотков и гвоздей, а топоры ценились на вес золота. Юнги пальцами соскребали в лесу подушку мха, и под ним обнажалась земля — сочная, перевитая корнями деревьев, унизанная прожилками червяков. Особая команда юнг наловчилась корчевать пни — без трактора и даже без рукавиц. На одном мальчишеском задоре вытягивались из земли корни, помнившие первых новгородцев. Учитывая особую тяжесть труда, корчеватели получали на камбузе по две миски каши. В землю, освобожденную от корней и камней, вонзались лопаты других юнг: копали глубокий котлован для будущего кубрика. Кубрики строились из расчета, что в них будет жить по пятьдесят человек. Увы, кубрики строились в виде землянок (как на фронте).

Постепенно в работе выяснялись наклонности юнг. Один был мастер-конопатчик, второй с тридцати ударов топора валил любую сосну, третий умел запрягать лошадь, четвертый перенял от дедушки печное ремесло, а пятый, склонный к ваянию, обожал месить глину и бывал сам не свой от радости, когда топтал ее босыми ногами в глубокой яме. Работа обрела смысл: не бывать тебе мокрым в море, пока не вспотеешь на берегу!

Уже образовалась комсомольская организация, и с комсомольцев требовали особенно строго. Многие еще не были готовы вступить в комсомол по возрасту. В число таких малолеток попал и Савка Огурцов.

Росомаха определил его в бригаду «разрушителей». Это была такая работенка, что по ночам кости стонали. Чтобы тюрьма перестала быть тюрьмой, нужно было привести ее в порядок, а для начала выдернуть из окон решетки.

Два силача сунули ломы между решеткой и карнизом окна, поднатужились, но решетка даже не крякнула.

— До чего же хорошо сделано! — огорчились юнги.

— В таком случае, — распорядился Росомаха, — нам предстоит как бы блатная работа: будем решетки эти самые пилить. Я, конечно, в тюрьме не сидел. Но читать приходилось, что решетки пилят.

Первая решетка рухнула, и в окно глянула красота уже ничем не обезображенная. Скоро пришлось Савке побыть в роли водопроводчика. Следовало привести в порядок гальюны на первом и втором этажах. Работа грязная и пахучая. После этого стелить полы считалось чистоплюйством. В труде не раз подтверждалась русская поговорка: глаза боятся, а руки делают. Это правда: только возьмись — работа закрутится и сам ты закрутишься в работе.

В один из вечеров перед юнгами выступил комиссар Щедровский.

— Товарищи! Хочу сообщить радостную весть: осталось выкопать четыре котлована, и можно закладывать кубрики в землю. Своими руками вы приближаете день, когда сможете сесть за учебу. Пока все идет хорошо, — сказал комиссар. — Просто замечательно идет! Однако, как это ни печально, и в нашей семье не без урода. Стыдно сказать, но завелся у нас дезертир…

Из штаба два матроса вывели юнгу, и Савка про себя ахнул: тот самый, что бросил матрас в лесу, а сам куда-то скрылся.

Щедровский выставил беглеца на всеобщее обозрение.

— Вот полюбуйтесь! Задержан катером морпогранохраны на шлюпке, в трех милях от берега. Недалеко ушел. Вообще-то перед вами стоит неуч! Чтобы плыть морем, нужно обладать знаниями. И дезертир еще должен сказать спасибо тем пограничникам, что его поймали. Ведь этот олух царя небесного поплыл на восток от Соловков, а там сильное течение уже понесло его в море. Так бы и выперло его через Горло [39] Горло — так моряки зовут прилив, выводящий из Белого моря в открытый океан. туда, откуда уже нет возврата. А шлюпку, — закончил комиссар, — он украл у колхозных рыбаков.

Беглец, понуря голову, вращал в руках бескозырку.

— Я больше не буду, — сказал он вдруг.

— А тебя никто и не спрашивает, будешь ты или не будешь. Товарищи, этот юнга присяги еще не принимал и суду военного трибунала не подлежит. Мы поступим с ним по долгу совести.

Беглецу велели снять форму. Поверх шинели он водрузил свою бескозырку — так осторожно, словно возлагал венок на собственную могилу. Дезертир остался в одних кальсонах.

Откуда-то притащили пиджачок, брючки, кепочку с шарфиком. Все это, с помощью конвоиров, быстро намотали на дезертира. Вот тогда-то он заревел — страшно, громко. Но ему вручили документы, и Щедровский сказал:

— А теперь проваливай, чтобы тебя здесь не видели…