Владимир Голяховский - Чаша страдания

Лиля остановилась возле картины Репина «Славянские композиторы». Она рассматривала изображения Глинки, Рубинштейна, Серова и вдруг почувствовала, что кто-то остановился за ее спиной. Она обернулась и поразилась: это был тот высокий албанец Влатко Аджей, который заговорил с ней больше года тому назад у ворот посольства. Он опять улыбался ей той белозубой улыбкой, которая ее так поразила тогда:

— Что же вы так и не позвонили мне?

Она растерялась от неожиданности, смущенно улыбнулась, покраснела:

— Я была очень занята, — и вспомнила, как он хвалил ее улыбку при их первой встрече. И в ней опять вдруг возникло то ощущение радости.

Алеша подошел и с интересом смотрел на них. Чтобы албанец не подумал, что Алеша ее муж или ухажер, Лиля неловко представила их:

— Это мой брат, Алеша. А это господин Аджей, из албанского посольства.

— Я не господин, я такой же товарищ, как вы. Албанцы тоже коммунисты.

— Извините, товарищ Аджей. Я думала, что если иностранец…

— Вы можете звать меня по имени — Влатко. А как вас зовут, я так и не знаю.

— Лиля.

— Красивое имя. Лиля, вам понравилась игра Рихтера? Я хочу пригласить его на выступление в наше посольство. Для избранного круга любителей музыки. Вы пришли бы его послушать у нас?

— Я? Право, не знаю… Алеша, как ты считаешь?

— Это очень интересно. Ты должна поблагодарить и пойти.

— Приходите оба. Вот вам мои визитные карточки, позвоните, и я скажу вам дату и час, — и в руках у Лили опять оказалась такая же карточка, какую она разорвала год назад.

Когда они с Алешей уселись в кресла, она подумала: «Как хорошо, что я надела это голубое платье, оно очень идет мне». Алеша спросил:

— Где ты подцепила этого гренадера?

— Он сам подцепился, возле албанского посольства, рядом с институтом.

— Как он на тебя смотрел — весь сиял! По-моему, он неравнодушен к тебе.

— Ну тебя, Алешка! Видел человека пять минут и уже выдумал.

— А ты что-то очень смущалась. Ей-богу, что-то между вами проскользнуло.

— Глупости. Знаешь, я тогда рассказала про него родителям, они испугались, что он иностранец, и отговорили меня видеться с ним.

— Ну говорят же: курица не птица, Болгария не заграница. Можно сказать, что Албания тоже не заграница.

— А ты думаешь?..

— Я думаю, что если мужчина настойчиво приглашает тебя, а ты в ответ краснеешь, значит, вы друг другу нравитесь. Так чего же не встречаться?

— Алеша, мне неудобно одной прийти в посольство. Ты должен идти со мной. Только это тайна, ты не выдавай меня родителям.

Шестая симфония Чайковского с ее переходами от светлой радости к глубокому горю настроила Лилю на мысли об Аджее. Она снова гадала: позвонить или не позвонить? И решила: на этот раз — позвонить.

И вот Лиля, в сопровождении Алеши, впервые пришла в то красивое здание албанского посольства, которым раньше любовалась с улицы. Влатко встретил их у ворот, провел в зал — там собралась творческая элита Москвы, много было чопорных дипломатов и их красиво одетых жен. На Лиле тоже был красивый, хотя и скромный наряд — темно-синее платье и красная кофточка-накидка. Рихтер играл Шопена очень вдохновенно, но не долго. Потом был «а-ля фуршет» с коктейлями. Влатко принимал гостей, но старался весь вечер не отходить от Лили с Алешей. Он пошел провожать их до троллейбусной остановки, был оживлен, весело и остроумно рассказывал дипломатические сплетни. А потом долго махал рукой вслед удаляющемуся троллейбусу. Стоя на площадке, Алеша шепнул сестре:

— Теперь все ясно — он в тебя влюблен.

Очень непросто было Лиле встречаться с Влатко: дни она проводила в больнице, много ассистировала доктору Дамье на операциях, часто дежурила по ночам. А по вечерам ей надо было уделять внимание родителям, помогать Марии по хозяйству и проводить время с капризным отцом! Втайне от родителей она изредка договаривалась с Влатко по телефону-автомату о месте и времени встречи. Встречаться с иностранцем Лиля все-таки побаивалась. По Влатко было видно, что он не советский гражданин: намного лучше одет и у него не по-советски свободная манера держаться. Замечал он замешательство Лили или нет, но был с нею очень вежлив и осторожен. Ее даже удивляло, что он не проявлял никакой мужской настойчивости: за месяцы встреч он не пытался не только поцеловать, но даже обнять ее. Может быть, он, как иностранец, считает невозможным соблазнять советскую девушку? Но тогда — какие же это отношения? Да и вообще — он иностранец и в конце концов уедет обратно в свою страну. Рассуждая сама с собой, она думала: для чего эти встречи? Но сколько ни думала, а видеть его хотела все больше и больше. И каждый раз, когда они встречались, в ней снова и снова возникало то самое чувство радости, которое она испытала при первой встрече. Что это — любовь?