Валерьян Телёбин - Финская война. Бастионы Лапландии

— Не давай им шевельнуться.

Стрелок отреагировал мгновенно. Развернул башню в указанном направлении и стал полосовать склон длинными очередями, вспарывая снежную целину вместе с телами молодых финских солдат из подразделения ружейных гранатомётчиков.

— Поехали! — крикнул Женька, закинув тяжеленный домкрат в ящик с ЗИПом, и скрылся в орудийной башне.

— Пристегнуть лыжи! — скомандовал я бойцам и запрыгнул на броню.

Сил идти уже не осталось.

Взревев мотором, танк резко дёрнулся с места, набирая скорость. Лейтенант высунулся из башенного люка:

— Давай внутрь, Семёныч!

Я лишь отрицательно мотнул головой.

Двадцатипятитонный трёхбашенный монстр, щедро поливая фланги огнём из пулемётных башен, двигался по заснеженной дороге в сопровождении пятерых лыжников. Разглядев впереди тёмные очертания наскоро сооружённого финнами завала, я постучал по броне и заорал в открытый люк:

— Жарь всё, что осталось, но разнеси этот медвежатник к едрене-фене! Не останавливайся!

Едва ли не одновременно громыхнуло башенное орудие танка и затарахтел вражеский станковый пулемёт. Который, впрочем, сразу же и заткнулся. Замирая перед каждым выстрелом, танк расстрелял последние шесть снарядов, разнеся, как я и просил, к едрене-фене финский заслон. Я махнул рукой, и все пятеро бойцов ринулись вперёд расчистить преграду и добить выживших. Вспыхнувшая было стрельба тут же стихла, видимо, немногим отважным финским воинам удалось уцелеть после обстрела. Навстречу выбежал сержант Рышков и знаками показал, что путь свободен.

Танк снова взревел мотором, и тут рядом раздался взрыв. Планета немного притормозила своё вращение, и меня медленно подбросило в воздух упругой волной горячего воздуха. Возмущённая вселенная, стремительно ускоряясь, закрутилась в тугую спираль размазанных звёзд и вдруг свирепо врезала по мне молотом искривлённых галактик.

Придя в себя, я сразу понял, что у меня всё цело. Только звон в голове был такой, будто снова уронили колокол с нашей церкви в селе Воробейня, что под Почепом. Я попытался нащупать рядом оружие и слегка приоткрыл глаза. Откуда-то издалека, из-за речки, донёсся еле слышный голос:

— Успокойся, родной. У тебя всё на месте. Только вставать нельзя, контузия тяжёлая. Поспи ещё. Сейчас укольчик сделаем. Шурочка, приготовь два кубика морфина…

— Таня! Танечка, милая… — прошептал я одними губами, утопая в стогу душистого свежескошенного сена.

Родная Воробейня. Красивый большой дом у реки на краю села. Залитый солнцем двор, и я, ещё мальчишка лет семи, задремавший под навесом после грибного дождя, умаявшись на прополке грядок, вижу во сне старшего брата Стефана.

В феврале 1917-го, когда Николай Кровавый отрёкся от престола и с офицеров посрывали погоны, Стефан воткнул штык в землю и отправился домой. Хватит, навоевался! Но был почти сразу отмобилизован в Красную Армию, прошёл всю Гражданскую и закончил войну в польском плену, чудом уцелев в том жутком походе Тухачевского летом 1920 года, когда все войска Западного фронта РККА, с трудом вырвавшись из окружения под Варшавой, с огромными потерями отступили в Белоруссию. А в конце сентября, в ходе Неманского сражения, под Лидой была полностью разгромлена Третья армия Лазаревича. Большая часть её бойцов попала тогда в концентрационные лагеря Тухоли, Брест-Литовска и Стржалкова, выжить в которых было посложнее чем на фронте. Кто и когда спросит с поляков за жизни десятков тысяч русских мужиков, погибших в польском плену из-за голода и холода; от ран, эпидемий, издевательств и казней.

Я просыпаюсь и, протерев глазёнки, вижу посреди двора измождённого, небритого солдата с поседевшими глазами, в выцветшей старой шинели. Сёстры выбегают на крыльцо, замирают на мгновение и тут же с криками: «Стефан вернулся!» бросаются к нему. И хотя его забрили в солдаты в самом начале империалистической, когда мне едва исполнился год отроду, я его узнаю. Но отчего-то медлю подойти.

— Родные мои! — опустив котомку на траву, тихо произносит он, обнимая сестёр.

И лицо его вдруг светлеет. Я даже почувствовал, как легко он вздохнул, словно мину обезвредил.

— Мама! Стефан вернулся! — верещат сёстры на всё село.

Высокая, стройная, с чёрными как смоль волнистыми волосами, румяная от печи и от волнения, матушка Ирина Исааковна стоит на крыльце с подносом в руках. А на подносе, царица небесная, гранёный стакан до краёв, хрустальный графинчик, сало порезанное, лук…