Александр Щербаков - След в след

– Выходи на построение. Строиться! Строиться! Быстрее! – дико орали они, высматривая тех, кто не проявлял особой торопливости. Все этапники внутренне готовились к этому моменту, а он, как всегда, наступил неожиданно, от того, может, собирались дольше обычного, подбирали ватники верёвочками-тесёмочками, на ходу запахивались надёжнее да бережнее: «Тепло в теле – дольше в деле», – с горечью на искривлённых устах высказался старый каторжанин-бэбэковец. Выходили неровной струйкой во двор.

– В три шеренги становись! – нервно кричит Скорохват. Ему разноголосо вторят надзиратели, захлёбываясь в ругательствах, конкретно ни к кому не относящихся: так, для порядка больше.

– Быстрее, уроды! Чё канителитесь? Обосрались что ли? Быстрее давай! За пять минут выстроились. Вывели за жилую зону. Следующий приказ:

выстроиться вдоль запретной зоны и замереть без признаков жизни.

За построением наблюдали четыре офицера – лагерное начальство. Вперёд вышел высокого роста, худощавого сложения капитан, в повадках которого проскальзывала франтоватость. Офицер имел крупные правильные черты лица, выразительные синие глаза, кустистые белёсые брови. Наверняка, этот среднего возраста мужчина пользовался успехом у женщин. Зеки нового этапа уже знают, что это начальник режима капитан Недбайлюк. Также знают и то, что заключённых он за людей не считает. Уже было известно, что душевные и умственные силы капитан тратит на изучение процессов, связанных с перевоспитанием зеков. Никто не задавался вопросом: искренен в своих убеждениях начальник режима или, прикрываясь этими убеждениями, просто делает себе карьеру. В данном случае – это не имело для заключённых никакого значения: страдали от служебного рвения капитана только они, но и облегчить свою незавидную участь не имели никакой возможности. Слухи да пересуды для заключённого, что вошь на одежде: живут бок о бок. Так вот: поговаривали, что капитана побаивались не только зеки, даже сам начальник лагеря старался с ним не связываться. Неспроста, значит. Выстроившиеся зеки замерли.

– Ну что, предатели, дезертиры, враги народа и прочая блядская нечисть. Сегодняшний день – особый в жизни каждого из вас. Партия подарила вам очередной шанс искупить свою вину перед родиной, перед народом. Очень хочется надеяться, а точнее, мы уверены, что ударным трудом вы свою вину искупите и… перед партией, и перед народом.

Капитан выкрикивал слова хлёстко, с напором, с демонстративной напыщенностью, весь его вид излучал радость, а проникновенность его интонации должна была очерствелые аспидные души лагерников наполнить светлыми надеждами. Так, во всяком случае, представлялось Нед-байлюку. Он, наверное, предполагал, что его речь зеки слушают с чутким вниманием. Взял многозначительную паузу.

– Всё! Курорт закончился! – тон его резко изменился. – Отдых в такое трудное и тяжёлое время – непозволительная роскошь. Тем более для врагов народа. Старшина, приступайте.

Лагерное начальство отодвинулось от передней шеренги подальше. Закурили, наблюдая между разговорами за арестантами.

Скорохват неторопливо вытащил формуляры и начал с короткими паузами выкрикивать фамилии. В выстраиваемой колонне уже другой старшина при помощи краснопогонников* начинал обыскивать подошедшего заключённого. Между заключёнными незначительное смятение: впрочем, охранники не сразу обращают на это внимание.

– Слышь, Бек, – заговорил хриплым шёпотом молодой парень, воровато зыркая по сторонам глубоко посаженными тёмными глазами. – Ты же пел по дороге, что зона здесь тихая, без кипиша. И хозяин не зверствует!

К кому он обращался, стоя слева от Сашки Огородникова, не разобрать. Только из чрева людской колонны ухнул утробным звуком – ответ: но словами не понять, на морозе звуки ломаются, а смысл такой – «хорош шипеть, заранее не скули».

«И то верно», – подумалось Огородникову.

Начальник режима имел чутьё породистой ищейки: непонятным образом уловил брожение среди арестантов и мягкими движениями, словно рысь, двинулся к колонне. Шевеление среди заключённых резко прекратилось. Старшина тоже уловил неладное. Примолк, вглядываясь в серые пустые лица зеков. В водянистых глазах капитана колыхнулось настороженное подозрение. Он приблизился к передней шеренге, ткнул пальцем в одного из заключённых, который опрометчиво позволил себе что-то шёпотом сказать рядом стоящим. Сказал-то шёпотом, да слух у капитана оказался чутким, как у зверя: услышал или так догадался, кто его разберёт, но вычислил несчастного точно и потянулся к кобуре.