Александр Теущаков - Путь «Черной молнии». Книга 1. Новая версия

– Все хорошо мам, я помогаю ей, деньги с продуктами высылаю.

– А Степа мой, хорошо учится? А то ведь в письмах ничего не пишет, – поинтересовалась за сына, Лукерья.

– Луша, он молодец. Нормальным парнем растет, смышленым, образованным.

– Когда в Новосибирск поедешь? – спросил отец.

– Через пять дней уже должен отметиться в комендатуре. Знал бы конкретно, на чем доберусь до города, глядишь, задержался бы на день-другой.

– Так может, по тайге побродим, как бывало, небось, по охоте соскучился? – спросил Тимофей Васильевич.

– Отец, дай нам на него наглядеться, не успел сын за порог ступить, а ты его уже в тайгу тянешь.

– Ничего мам, мы недолго. Скучаю я по нашей тайге, как-никак в юности вдоль и поперек ее исходил.

Илью тревожили мысли по поводу грядущих арестов и чтобы не волновать мать и сестер, он позвал отца на улицу, предложив ему покурить. Они вышли из дома, и присели на крыльцо. Илья достал пачку папирос и предложил отцу. Тимофей, замотав головой, отказался. Достал кисет с табаком и, ловко сделав самокрутку, закурил.

Отец и сын, перешли на тихий разговор.

– Пап, знаешь, что меня беспокоит? Один мой знакомый из Топильников интересовался нашими родственниками однофамильцами.

– Ну и пусть интересуется, тебе-то, что за печаль.

– Так он из Томского горотдела НКВД. Понимаешь, какая штука получается: в наших краях чекисты операцию проводят. Когда меня попутно сюда везли, два раза останавливали баржу и арестованных людей садили в трюм.

– В трюм, как скот?!

– Да, да, они приспособили баржу под плавучую тюрьму. Складывается следующая ситуация: в Кожевниково, в Уртаме, в Топильниках, в Михеевке будут проводить аресты.

– Вот те раз! А кого арестовывать-то? У нас же одни колхозники, почитай единоличников не осталось, всех кулаков еще в начале тридцатых, кого сослали, а кого в тюрьму посадили.

– То-то и оно, всех подряд арестовывают, как будто план выполняют. Сдается мне, что-то ужасное грядет.

– Проясни сынок мозги мои темные, я не совсем тебя понимаю.

– В двух словах объяснить сложно, но попробую. По-моему началась новая волна гостеррора. Многих арестовывают как врагов Советской власти. Пап, между нами говоря, сотрудники НКВД и не только они, причисляют многих людей к «врагам народа». Делят их на две категории, кто попадает под вторую, тех отправляют в лагерь, а первую… Одним словом – расстреливают.

– Так у нас на колхозном собрании много говорили о таких врагах. Председатель комячейки объяснял, мол, повылезали из подполья разные там контрреволюционеры, воду среди крестьян мутят, готовят какой-то переворот в Сибири, занимаются подрывной деятельностью.

– Пап, а ты сам, что об этом думаешь?

Тимофей нахмурился и, глянув искоса на сына, спросил?

– Как на духу ответить?

– Говори как есть, мы с тобой родные.

– Мы-то родные, да вот не каждые так друг к дружке относятся. Тут намедни мой знакомый в гости заходил и по строжайшему секрету рассказал, как в Парабели один начальник из Томска приехал, так своих родственников арестовал.

– По классовому признаку, стало быть.

– А я тогда подумал, не приведи господь моему родному Илье так поступить…

– Отец…

– Беда с людьми приключилась, сынок, раньше такого в нашей деревне отродясь не бывало. Кто-то жил бедно, кто-то богаче, но Господь всех уравнивал. Как только царя скинули, так и началось: то красная власть придет, то белая. Война, болезни, сколько народа полегло от тифа. Ты вспомни, как мы с Коростылевыми жили, душа в душу. Егор нам столько помогал из нужды вылезать. Однако мы помним их доброту и даже породнились с ними. Разве в том беда, что Коростылевы не признавали власть большевиков, а мы с тобой относимся к ней доброжелательно, нет, все должно отсюда исходить, – Тимофей приложил руку к сердцу, – жить по-людски, это не есть вражда друг с другом.

– Пап, я даже спорить с тобой не буду, мне самому многое не по душе, однако приходится терпеть.

– Ты пошел служить Советской власти с верой в добро, чтобы все люди зажили свободно и в достатке. Мы большевиков приняли, поверили, а они, как пустили корни, показали, кто есть такие и с чем пришли. Вот, к примеру, наш колхоз и те, кто сидит в правлении – они мне не по нраву. Там не все коммунисты, но зато остальные, будь они неладны, состоят в активе. Наши деревенские, кто похитрее, «примазались» к ним и получают льготы, а остальных уравняли со всеми, будь даже в семье у них по семеро ртов. Когда шесть лет назад создали промколхоз «Красный охотник», сопротивляться особо вступлению было некому, ведь комбеды с мужиками не церемонились. Не желаете, мол, вступать, поезжайте осваивать северные земли. Кое-кого из Михеевых, Баженовых в тюрьму повторно отправили и Михеевские мужики в основном попритихли. Но Паршин, как только его выбрали председателем, заимел зуб на всех недовольных крестьян, теперь вот они расплачиваются. Он частенько в Топильники к оперуполномоченному наведывается, секретничает с ним. Сдается мне, что арест Михеевских и Топильниковских парней неспроста провели, по его, стало быть, доносу.