Олег Моисеенко - Мы люди… Мост

В тот же день начальнику полиции района было направлено донесение, где сообщалось, что в Новоселках и Калиновке военные и примкнувшие к ним местные жители помогают засевать огороды в первую очередь вдовам и женщинам, чьи мужья на фронте.

Строительство укреплений на подступах к деревне и возле мест обитания полицаев не осталось без внимания жителей Высокого, а больше всего односельчане обсуждали сооружение блиндажей и окопов возле жилищ местных полицаев, называемых за глазами «бобиками». Такое событие вызвало не только пересуды, но и тревогу, а соседи тех вояк тоже начали по вечерам, не привлекая внимания, копать такие же окопы, думая про себя: мало ли что, а все же какая-никакая защита будет. Вот только непонятно было, от кого защищаться. Приходила и другая думка: видать, плохие времена у немцев наступают, боятся «бобики» партизан. Окопная мода охватила вскоре почти всю деревню, но потом подошли другие заботы: надо было думать о хлебе насущном – о посевной.

Кузьма нервничал и злился: разлагающе подействовала такая работа на личный состав. Свое негодование он старался при людях выплеснуть на Василия, обзывая того паникером; нет-нет да и проскакивали у него слова о трусости с намеком на никудышную оборону полицейского участка в Новоселках. А в один из дней, когда полицай повредил топором ногу, он перед строем излил всю свою горечь на помощника, обозвав план укрепления бредовым и добавив: «Заставь дурня богу молиться, так он лоб расшибет», – что вызвало в строю смех и насмешки.

Василий в тот день находился в штабе и на построении не был – побаливала нога, но к обеду он уже знал все сказанное о нем, скрипнул зубами от злости, и возникло в нем горячее желание отомстить этому жестокому «ублюдку» – так окрестил он Кузьму в тайных закромах своей закаменелой души.

Боль в ноге возвращала его к тому злополучному событию по дороге из Калиновки после похорон полицая Петьки. Сколько тогда было радужных планов и надежд на установление крепкого немецкого порядка, в котором он отводил себе важное место – значительно выше этого «ублюдка». Может, была бы посада самого бургомистра, а сейчас приходилось выслушивать такие обидные слова.

Настораживало Василия и другое обстоятельство: практически перестали пополнятся ряды полицаев в их гарнизоне, прошел тот первоначальный запал у людей, не хотели люди идти в полицию, зато в партизаны подаваться стали. Вынашивал он вначале идею объявить мобилизацию всех пригодных для военной службы – такие разговоры вел с покойным Алексеем, да и Кузьме об этом намекал. В минуты размышлений всплывал перед ним зловещий образ Варвары, и тогда поднималась невыносимая злоба на нее, рождались проклятия в адрес «ведьмы», а ведьм надо сжигать огнем и пепел их развеивать на болоте, куда люди не ходят. Такая мысль приносила некоторое успокоение, только, получалось, покровители у нее нашлись в районе; оказывается, она спасла бургомистра в ту войну, вот он ее и защищает, а напрасно. Камнем оседали такие думы в сердце Василия, не находя своего разрешения.

Галенгюндер собрал небольшое совещание и слушал предложения начальника жандармерии в связи с активизацией деятельности бандитов в районе. Получалось, что, несмотря на жесткие меры, уничтожить лесных бандитов зимой не удалось, более того, их количество только увеличилось: если осенью было две-три банды, то сейчас четыре-пять. Были названы деревни, жители которых активно им помогают, и особо отмечалась Калиновка. Упоминание этой деревни вызвало у коменданта раздражение, напомнив ему о неудачной акции, которую он там проводил зимой.

Прервав доклад начальника жандармерии, он сухим голосом произнес:

– Посевную кампанию в районе надо развернуть более активно. Все поля должны быть засеяны: нашей армии нужны продукты питания, хлеб, мясо, ни клочка земли не должно пустовать.

Галенгюндер, повернув голову к Отто, уже более спокойно отдал команду подготовить акцию по наведению жесткого порядка в Калиновке, и, приподняв руку, с раздражением повторил:

– Там должен быть наведен жесткий порядок.

В гарнизонах стали спешно готовить команды к выезду в деревни. Им ставилась задача принять меры по организации посевной, в первую очередь засевать те земли, которые принадлежали колхозам, и принимать самые жесткие меры там, где будет замечен саботаж и ненадлежащее исполнение приказов немецкого командования. В деревни потянулись из гарнизонов телеги с вооруженными людьми, а на дорогах чаще можно было заметить патрули жандармерии на мотоциклах.