Петр Алешковский - Арлекин

Мы все трудимся для безсмертия. Философы и непризнавшии другого мира, хотели, однако, укрепить за собою твердо владение сим светом. Желание к непрерывному себя возрождению, к бесконечной славе и к нескончаемой бытности своей, повсюду есть написано: торжествование брачных законов, титлы благородства, и самые надгробные надписи, ничего не твердят другаго…

Когда вы совет должны подать Государю, то подавайте наставления ваши под именем древняго Автора, или в общественных рассуждениях, кои совесть делает всегда собственными тому, кто в них имеет нужду.

Словесность наша – дар божественный. Она тому научает нас, чего прежде мы не знали: она и Увещевательница, и Преклонительница, и Утешительница, и Ободрительница, и законов Положительница, и от зверския нас жизни Отвратительница.

Армейский полковник очень скоро надоел Адодурову. Знакомы они были весьма шапочно и давным-давно не виделись, но Василий Евдокимович не мог отказать ему в гостеприимстве, да и, отлученный от Петербурга, надеялся порасспросить гостя о последних новостях: Москва хоть и была вторым городом империи, многие сведения попадали сюда с заметным опозданием. Адодуров рассчитывал на приятную, неутомительную беседу, после которой можно б было сослаться на недомогание и уйти в свои комнаты, но пятидесятидвухлетний полковник Криницын, напросившийся на ночлег – он ехал в южные губернии с государственной ревизией и не преминул завернуть по пути в Москву, – казалось, не замечал усталости и говорил без умолку. За окном стояла сентябрьская непогода: секущий, днями не прекращающийся дождик, ветер, гуляющий понизу, разрывающий легкий верх кибитки на части, непролазная грязь большака – все это еще предстоит ему. Теперь же, угревшись в тепле, Криницын прилагал все усилия растормошить посуровевшего Адодурова, продлить блаженный миг, который когда-то еще повторится, а посему, как часто бывает у людей не слишком-то умных, когда о главном уже переговорено и пора бы прекратить наскучившее собеседнику пустословие, он, нет чтоб замолчать, пустился в пересказ всевозможных дворцовых анекдотов. Надо заметить, что господин полковник был от двора далеко, но, состоя на службе в столице, имел старых товарищей в гвардии и серьезно полагал, что знает доподлинно все наипоследние новости.

Новости оказались с бородой, и Адодуров совсем было заскучал, как вдруг упоминание близкого ему имени заставило несколько выказать интерес. Журнал Новикова, в котором издатель полемизировал со «Всякой всячиной», выпускаемой самой императрицей Екатериной, не попадался пока Василию Евдокимовичу на глаза.

– Так вы считаете, что Новиков защищает «Тилемахиду» вовсе не из любви к недавно скончавшемуся Тредиаковскому, а лишь из желания досадить самой императрице? – поддержал беседу Адодуров.

Страшно польщенный, что испрашивают его компетентного мнения, Криницын побагровел и с жаром бросился объяснять:

– Помилуйте, Василий Евдокимович, да кто же может любить сии странно звучащие, мягко сказать, вирши? Нет конечно же, тут просто бравада и непочтение к Ее Императорскому Величеству, ведь ни для кого не секрет имя анонимного издателя «Всякой всячины». Неужто вы тоже числите себя в поклонниках скончавшегося в прошедшем году пиита? Если мне не изменяет память, вы хорошо знали лично нашего дорогого Тресотина и на себе могли испытать всю тяжесть его трудно перевариваемого таланта. – Полковник прыснул в кулак, считая остроту удавшейся. – Утверждать, что его поэма есть нечто весьма интересное и значительное… Увольте меня, я, знаете, с радостью соглашусь со «Всякой всячиной», советующей читать гекзаметры выжившего из ума педанта как вернейшее снотворное средство. Среди моих приятелей не найдется ни одного, способного одолеть тысячи строк его белиберды до конца; надобно обладать упрямством и усидчивостью Тредиаковского, чтоб отважиться на подвиг – прочтение всей ироической поэмы. Ведь я утверждаю не голословно, я честно пытался и, кажется, осилил страницы три, но далее… – полковник прекомично развел руками, – только образ ученого зануды вставал перед моими глазами. Знаете ли, точен ходящий про него анекдот, ведь покойный весьма кичился своей встречей с Петром Великим. Так вот-с, – Криницын радостно заулыбался, – сказывают, что поглядел тогда государь император на юношу и все про него понял. Ты, говорит, будешь вечным тружеником, а мастером никогда!