Канта Ибрагимов - Маршал

– К сожалению, вы свободны, молодой человек.

– А можно я лезгинку станцую? – попросил юноша.

Экзаменаторы переглянулись. Самый пожилой грузин кивнул.

– Прямо здесь? – удивилась одна женщина.

– А что, – ответил пожилой преподаватель, – настоящий джигит и на столе станцует.

– А вам нужна в сопровождение музыка? – поинтересовались у абитуриента.

– В моем танце и будет музыка, – почуяв шанс, заносчиво ответил чеченец.

– Ну давай!

И он дал, и так дал, точнее, такое чудо танца выдал, что от его азарта все преподаватели, даже женщины, аплодируя, встали, а Тота в диком экстазе танца ещё умудрился грубые ботинки скинуть, а потом даже на стол вскочить и на цыпочках, как опытный балерон, выдал грациозное па.

– На хореографию! Вот это танец! Вот это танцор! – был единодушный вердикт.

…С тех пор прошло много времени, и много, много раз Болотаев выступал и танцевал и на сцене, и без сцены, и где ему хотелось и моглось, но с тех пор он ни разу не танцевал в ожидании вердикта, и вот это случилось: ведь как сказал Георгий, здесь, в тюрьме, артистов не любят, но человек не может не любить искусство, ведь оно прекрасно, и это артист обязан показать, если он артист настоящий. А Тота считал себя артистом, и даже увидев эту жалкую тюремную сцену, он сразу же загорелся, точнее внутренне закипел, – он очень-очень захотел выступать, играть, хотел уйти в иную реальность и с собою увести всех! Вот это искусство…

И когда он пошёл между тесными рядами, в один миг его сознание переключилось. Ведь все люди – артисты, все пытаются играть и играют. Однако настоящий артист – это прежде всего магия перевоплощения, когда артист в данный момент погружается в образ, представляя, что только это правда и жизнь, и это искусство, а остальное мишура.

Вот так эти десять – двенадцать шагов Тота шел по этому маленькому залу, воочию представляя, что его пригласили на сцену Большого или Метрополитен-опера, о чём он всю жизнь тайно грезил и болел, и вот это чудо свершилось. Грациозно, выпрямив не только плечи, ноги, но и в вечность устремив взгляд, Тота с торжественностью взошел на низенькую сцену. Прежде всего поклонился публике. Потом, по-кошачьи плавно, подошёл к Георгию и так по-сыновьи обнял, будто это его сценический учитель и они расстаются навсегда.

Далее Болотаев также артистично проводил Георгия со сцены, после чего подошёл к аккомпаниатору:

– Меня зовут Тота Болотаев. – Он подал руку. – А вас как, простите?

– Альберт.

– А по отчеству?

– Здесь, отчество? – улыбнулся пожилой музыкант.

– И тем не менее.

– Фёдорович.

– Очень приятно. Альберт Фёдорович, инструмент весьма разболтан, но ваше мастерство и талант.

– А может, вы…

– Нет-нет, я не музыкант, я хореограф… был. Но сейчас давайте ещё раз «Тбилисо», только на припевы чуть выше аккорды.

Они ещё немного поговорили о координации. После чего Тота вышел к публике:

– Дамы и господа. – Да, дамы были – по одной из бухгалтерии и канцелярии, но Болотаев представлял, что эта публика если не из Карнеги-Холла, то из Большого, ну хотя бы Большого концертного зала Тбилиси.

«Тбилисо» была визитной карточкой Болотаева. И хотя у него не было выдающихся вокальных способностей, но эту композицию, которую он обожал, он так проникновенно-искренне исполнял, что частенько, особенно в преддверии праздников, лучшие тбилисские рестораны приглашали его и его студентов-друзей для организации небольшого концерта… Однако это было по молодости, в свободном полете и вдохновении; когда все по плечу, всё получается и всё, как говорится, по кайфу. И тогда он выступал не для зрителей, а более для самого себя – как артист он грезил сценой, и теперь даже эта сцена, сцена в тюрьме, была тоже сценой, а он актер, и он хотел, он просто очень захотел, чтобы его признали актёром, а не каким-то заключённым мошенником. И по реакции – все просто остолбенели, даже не хлопали, – Болотаев понял, что «Тбилисо» – творение! Ведь никто, почти никто слов не понимает, но понимает Тбилиси – это не Сибирь, это юг, солнце, тепло, Кавказ и там вас ждут гостеприимные люди и целебное вино.

После магии «Тбилисо» Тота вернул всех в реальность – были исполнены блатные и популярные вещи Вилли Токарева и Высоцкого. Вот где зал оживился, зашумел, как предштормовое море, но эта стихия, эта волна всколоченных чувств уже была под властью сцены: на какое-то короткое время здесь восторжествовала высшая магия – это искусство!