Кристина Вуд - Катарина

Подруга залпом допила чай и рванула в сторону лестницы мимо мужчины в погонах. Он проводил ее отстраненным взглядом, затем надел серую фуражку с вражеским орлом и мельком оглядел оставшихся горничных. В тусклом свете лампы, висящей над обеденным столом, его глаза казались какого-то черного, кровожадного оттенка, отчего по спине пробежались неприятные мурашки. От его хищного взгляда все внутренности сжались до размеров изюма, и я тут же отвела глаза в сторону.

– Гуте нахт, офицер Мюллер, – бархатистым голосом пропела Ольга, когда мужчина уже развернулся в сторону лестницы.

Он остановился спиной к нам, оглянулся через плечо и произнес тихим хрипловатым голосом:

– Доброй ночи, Хельга.

Девушка воодушевленно просияла и смущенно прикрыла лицо ладонями с иссохшей от долгой работы кожей.

– Вы слыхали? Слыхали, як он произнес мое имя? – восторженно воскликнула Оля, с мечтательным взглядом накручивая кончик рыжеватой косы. – Хельга , – она в шутливой форме попыталась изобразить офицера, понизив голос на два тона.

– Господи, Лëль, ну, когда ти уже поймешь, що не нужна ти ему! – с ноткой раздражения сказала Таня, закатив глаза. Я собрала все остатки посуды с деревянного стола и подоспела к ней на помощь, вытирая чистые тарелки сухим полотенцем. – Та ти пойми, не будет он на остарбайтерше жениться, дурья твоя голова! К тому же, судя по его повадкам, он не из простых крестьян!

– Та ти що? – возмущенно пропела Оля, упирая кулаки в бока. – А я докажу тебе обратное! Вот увидишь…

– Ага… ага… – с недоверием произнесла Тата, подавив смешок. – Ну, посмотрим.

– Та ти просто завидуешь мне, ага!.. – мысленно сделав только ей известные выводы, вдруг изрекла Ольга, а подруга ее тут же рассмеялась в ответ, на мгновение запрокинув голову. – Да… он же смотрит на меня по-другому! Не так як на тебя… и даже не так як на фройляйн Шульц! Слыхала? Даже доброй ночи мне желает!

Я испустила короткий смешок.

– Боюсь огорчить тебя, но, по-моему, он на всех смотрит одинаково безразлично.

– Вот-вот, – кивнула в ответ Тата.

– Ой, та що ти знаешь, Катруся? – махнула рукой Ольга. – Ти здесь всего-ничего, а мы-то уже як три месяца! А що вы тут осуждать меня вздумали, а? Я посмотрю на вас, когда вы влюбитесь без памяти… и не посмотрите кто це будет Федька с соседней фермы или фриц в погонах!

– Лично я ни за что даже смотреть не стану в сторону немцев, тем более солдат и офицеров! – я обернулась к Ольге с полотенцем в руках. – Ни за что и никогда! Они людей наших убивают, родителей, братьев, сестер!

– Ох, не зарекайся, Катька! – Оля укоризненно потрясла указательным пальцем перед моим носом, сверкнув глазами янтарного оттенка. – Война неизвестно, когда кончится, а ти находишься у чужий краини, где тебе придется выживать в послевоенное время. Думаешь, тебя на батькивщини будут с распростертыми объятиями встречать?! Шиш! – девушка показала фигу. – Для коммунистов ти теперь враг народа, предатель батькивщини и немецкая подстилка! Думаешь, им будет дело до тех, кого насильно угнали в Германию? Тех, кто всю войну работал на немца и жил среди немцев?! Если ти и вправду так думаешь, то мне тебя жаль. Многого ти не знаешь, Катруся!

– А ты за себя говори! – возмущенно воскликнула я ей в лицо. – Не я родину предала и добровольно поехала в Германию в числе первых! Мне нечего скрывать и стыдиться!

– Если ти так любишь родину, що же тогда не сбежала от немцев? Що же ти тогда не утопилась и не застрелилась, лишь бы не поехать во вражескую страну, а?!

Я сжала кулаки, ощутив, как кровь закипала в жилах от злости, раздражения и ее слов.

– Довольно! – громко крикнула Татьяна, встав между нами двумя. – Лëлька, а ну быстро похлебку накладывай для хлопцев, нечего нападать на Катрусю в первый же день! А ты, Катька, приступи освободившиеся кастрюли с половниками мыть. Ишь чего, устроили тут! Хотите, чтобы наша фрау услышала вас и лишний раз разволновалась?

После командного тона Таньки, мы проглотили внутреннее раздражение и молча приступили к работе, но в воздухе по-прежнему сгущалось электрическое напряжение. Когда все грязные кастрюли превратились в чистые, Таня выдала мне кусок мыла и белое как снег мягкое полотенце, и я мигом поспешила смыть с себя всю накопившуюся грязь.

Ванная комната на первом этаже, предназначенная для прислуги, встретила холодным ночным воздухом. Меня удивило, что там была небольшая высокая форточка, и мне пришлось приложить усилия, чтобы дотянуться до нее и захлопнуть. Для меня как для человека, который все восемнадцать лет прожил в сельской местности, было дико смотреть на унитаз и глубокую белоснежную ванну в одном помещении.