Анель Арчер - Долина Дюн – II. Часть 2

– Как остальные?

– Держатся, – Жан вздохнул. – Мы молимся за ваше выздоровление.

– Пока могу говорить, – пробормотал Уильям, силясь оставаться в сознании, – я продиктую письмо. Если со мной что случится, то оно должно оказаться в Иннис Касле. Пусть кто-то из парней отвезёт его моей жене.

– Я готов, милорд, – голос оруженосца дрогнул. – Правда, чернила пришлось одолжить у Сезинанды, наши-то совсем высохли…

Последние слова Жана как будто утонули и растворились в тумане. Бессонница, одолевавшая Уильяма по ночам, бесследно исчезала к полудню, и он не мог бороться со сном. Каждый раз, когда закрывал глаза, его одолевали кошмары. Снился отец, граф де Клер, неустанно наставляющий его в воинском искусстве. Строгий, жёсткий, требующий дисциплины. Припоминавший сражение с Вильгельмом в долине Дюн, научившее идти на риск и добиваться своего. Снился старший брат Гилберт, с кем они не раз вместе отправлялись в походы. Ночевали под открытым небом, упражнялись в воинском искусстве, охотились и подолгу просиживали над свитками с чертежами и схемами по осаде очередной крепости. Снилась жена Кларисс, чьи ярко-зелёные миндалевидные глаза вспыхивали гневом у алтаря, где они оба произносили брачные обеты почти тринадцать лет назад. Златокудрая, с россыпью едва заметных веснушек на округлом лице. Упрямая, своевольная и неутомимая в достижении целей. Ненавидела норманнов, но терпела их присутствие в Иннис Касле долгие годы. Носила под сердцем его дочь. Ждала его после очередного похода…

В кошмарах его близкие люди сгорали в огне осаждённых городов. Погибали вместе с неверными под закопчёнными стенами. С приходом прохладной ночи, они растворялись, чтобы в те несколько часов, когда его одолевал дневной сон, возродиться вновь. Когда лихорадка усиливалась, Уильям оказывался один в кромешной тьме, на преодоление которой уходили последние силы…

Он верил, что сумеет вернуться домой, когда Иерусалим будет взят. Когда будет открыт путь к Гробу Господнему. Не осталось больше никаких надежд, кроме всепоглощающей усталости и изнуряющей жары. Глен советовал дойти до реки Иордан и окунуться в её воды, но Уильям так ослаб, что ему пришлось бы передвигаться на носилках.

В этот раз темнота, окружившая его, казалась сгустком чернильно-синей ночи над бескрайней пустыней. Казалось, что слышны отголоски напевов берберов. Уильям не раз встречал этих закутанных с головы до ног в синие одежды странников, перегонявших овец, путешествующих на верблюдах и умевших ориентироваться по звёздам. Они находили воду среди песков! Берберы сторонились крестоносцев, несмотря на то, что некоторые парни подначивали их, вызывая на бой. Уильям запомнил цепкие внимательные глаза кочевников, которые с осторожностью смотрели на размахивающих руками людей в кольчугах и шлемах. Некоторые хотели купить у редких странников воды или лепёшек с мёдом, но эти попытки оканчивались неудачей – берберы при виде денег качали головами и продолжали свой путь под палящими лучами солнца.

Сейчас же Уильям видел ночь – в ней было слышно лишь шипение песка, подгоняемого ветром и отдалённые напевы, в которых тянулись гласные и обрывались на высокой вопросительной ноте. Он чувствовал, как от этих нарастающих звуков у него начинало шуметь в ушах, и уже мог расслышать отдельные слова:

– Кровь Христова! Проснись, Уильям!

Он пытался увернуться от этого звонкого голоса, но слабость была сильнее тщетных попыток. Беспомощно мотал головой и продолжал всматриваться в темноту, не понимая, откуда идёт звук. Пустыня и скалы вокруг него безмолвствовали, словно скрывая возмутителя спокойствия. Нужно только зажмуриться! Это всегда помогало вернуться в мир живых под слепящим солнцем.

Уильям едва разомкнул тяжёлые веки, всё ещё скованные сном.

– Уйди, оставь меня, – бормотал он, пытаясь разглядеть склонившееся над ним лицо. Когда его взгляд прояснился, то первое, что он увидел – большой капюшон, под которым виднелось чумазое лицо. Яркие, чуть раскосые, зелёные глаза. Мягкая линия подбородка. По-девичьи узкие плечи…

Звонкий голос упрямо пробивался через пелену его сознания. Такое знакомое, скороговоркой проглатывание окончаний слов и там, где англичане говорят «э», возмутитель спокойствия произносил короткое «а». Это гаэльский! Уильям не мог ошибиться – он узнал бы этот язык из тысячи других.

– Ответь мне! Очнись! Уильям, гореть тебе в аду, если не произнесёшь ни слова!