Ольга Андреева-Карлайл - Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации [litres]

Поломавшись для вида, гурман Жюльен в конце концов все-таки пришел попробовать приготовленные Чернушками кальмары с гарниром из помидоров с собственного огорода, приправленные чесноком и щепоткой шафрана, подаренного бабушке на Пасху Верой Калита. Привередливость Жюльена была вызвана тем, что кальмаров мы собирали на песке, куда их только что выбросило море, так как головы у них откусили рыбы, гонявшиеся за ними около берега. Жюльен обожал ту изобретательность и фантазию, которые мой отец проявлял в повседневной борьбе за выживание. Его собственных познаний и навыков не хватало для того, чтобы разделать тушу дельфина прямо на песке, однако Жюльен был бесстрашен. Например, ему часто доводилось возвращаться в Шере на велосипеде уже после наступления комендантского часа, уворачиваясь в темноте от немецких патрулей. Его мать была в ужасе, но ничто не могло заставить его прислушаться к голосу разума.

Тетя Наташа любила море не меньше, чем отец. Она могла долго плавать далеко от берега. Сильная, но грациозная, на пляже она выглядела морской богиней. Когда она решила уехать из дома Ардебер, чтобы Андрей мог учиться в лицее на материке, у меня сердце разрывалось – в нашем романтическом существовании потерпевших кораблекрушение без нее было не обойтись. Мне будет ее не хватать даже больше, чем Андрея. После приезда Поля в наших отношениях с двоюродным братом что-то сломалось и так и не наладилось.

Решение было принято летом 1943 года: тетя поселится в Ниоре, маленьком городке недалеко от Олерона, но в стороне от Атлантического вала. Между Парижем и Ниором было прямое сообщение, и дядя Даниил мог регулярно навещать семью. А лицей в Ниоре имел прекрасную репутацию.

В начале лета 1943 года, в возрасте тринадцати лет, Андрей, Поль и я получили свидетельства об окончании муниципальной начальной школы. Возможности продолжить учебу на острове не было. Поль должен был отправиться в интернат при лицее в Ла-Рошели. Какое-то время предполагалось, что я поеду с Наташей в Ниор, но мама отказалась меня отпускать. Дома мне будут преподавать историю и английский язык. Считалось, что книги научат меня остальному, а математику и латынь отложили до лучших времен.

Бабушка пыталась уговорить кюре Сен-Дени давать мне уроки латыни. Сначала он согласился, но потом передумал. Мне было тринадцать лет – больше, чем предписывал “канонический возраст”: я не могла с ним встречаться без сопровождения кого-то из взрослых дам. Рассказ моей неугомонной бабушки – этой “невероятной мадам Чернов” – о том, как она пришла к кюре и обсуждала с ним, что представляет собой “канонический возраст”, стал одной из любимейших историй мадам Лютен. Решимость бабушки переспорить кюре, хорошо известного на острове своим упрямством, доставила матери Жюльена массу удовольствия.

Обряд крещения Поля Риттони в католичество состоялся незадолго до отъезда Наташи с мальчиками в Ниор. В Сен-Дени это было важное событие. Выяснилось, что Поля, сына матери-социалистки, в детстве не крестили. Он прослушал курс догматов христианской веры у нашего краснолицего кюре и теперь был готов принять таинство. Крестным отцом мог быть, конечно, только полковник Буррад, а мадемуазель Шарль согласилась стать крестной матерью.

Продемонстрировать всем, что семья Буррад – близкие для нее люди, было для Клары настоящим триумфом. Я была довольна. Если она подружилась с Буррадами, то теперь отстанет от нас. Они могли бы придать ей гораздо больше веса в глазах окружающих, чем даже моя бабушка. Они много участвовали в петеновской благотворительности, а их дочери руководили католическим молодежным клубом, где молодые крестьяне под эгидой церкви занимались спортом и играли в любительском театре.

Но Клара все еще была в нас заинтересована – ей нужны были слушатели, чтобы вновь переживать тот успех, который она, например, снискала у Буррадов на их днях рождения или на обеде, который они дали в ее честь. Как и можно было ожидать, полковник был в нее тайно влюблен. Война в России, в иные времена бывшая главным сюжетом Клариных речей, потеряла свою привлекательность – в 1943 году немцы начали превозносить достоинства того, что Гитлер называл “тактикой гибкой обороны”.

Крещение Поля состоялось пасмурным и теплым воскресным днем. Бабушка, Наташа и Андрей присутствовали. Я осталась дома, но потом расспросила обо всем Андрея. К разочарованию моего кузена, Поля крестили не погружением, а символически побрызгали ему водой на голову, чего оказалось достаточно. На церемонии также присутствовали местные буржуа во главе с Буррадами; никого из крестьянских семей в церкви не было. В честь Поля мадемуазель Шарль попросила своего духовника, отставного кюре, совершить таинство, а новый кюре ему только прислуживал. Все прошло великолепно, несмотря на то что дряхлый трясущийся кюре несколько раз забыл имя Поля. Единственная трудность возникла в тот момент, когда надо было расписаться в старой регистрационной книге, переплетенной в кожу. Перо, лежавшее рядом с полупустой чернильницей, наотрез отказалось что-либо писать. Когда мадемуазель Шарль поставила на красивой записи огромную кляксу, все бросились искать другое перо. Новый кюре взял дело в свои руки. Решительным жестом он разломил старое перо пополам, сказав: “Надо сломать ему хребет!” Потом он достал из глубин своей сутаны сверкающую черную авторучку. Каждый из присутствующих расписался в регистрационной книге, и, таким образом, Поль вошел в лоно католической церкви.