Анатолий Домбровский: Перикл

— Теперь я понял, почему жаловался на тебя Анаксагор, — ты донимаешь его вопросами о способе обнаружения истины. Так?

— Так.

— А он толкует тебе о способах доказательства желаемого, верно?

— Верно.

— И тебя это не устраивает.

— Да, не устраивает. А тебя, Перикл?

Сократ видел, как тень иронической усмешки скользнула по губам Перикла: по последнему вопросу, который задал ему Сократ, Перикл безошибочно определил, что Сократ уже сел на своего любимого конька, что в нём пробудился «философский зуд» — так Перикл называл Сократову страсть испытывать собеседника вопросами, — и приготовился к тому, чтобы унять в нём этот зуд, остановить водопад вопросов — Периклу было недосуг тратить время на философские препирательства с Сократом: он спешил в Толос, где в тот день заседали афинские стратеги. Этот разговор Перикл и Сократ вели на ходу, пересекая агору, старую площадь.

— Меня в науке Анаксагора всё устраивает, — ответил Сократу Перикл, ускоряя шаг. — Ив науке Дамона, — добавил он, вздохнув: Дамона афиняне подвергли тогда суду остракизма и изгнали из города, хотя Перикл этому противился — Дамон был учителем Перикла в юношеские годы, а потом и его советчиком, среди которых выделялись Анаксагор, Софокл, Фидий, Протагор, архитектор Гипподам и друг Перикла Периламп, который сопровождал его во всех военных походах, не занимая при этом никакой должности.

Дамона обвинили в том, что он склонял афинян к восстановлению тирании, когда, как он якобы говорил, один могучий и чистый голос будет вести главную мелодию, а все остальные станут ему подпевать. Дамон был музыкантом и теоретиком музыки. Он считал, что музыка — это голос бога, божественное наставление, в котором людям преподаются священные принципы гармонии, согласия, принципы совершенства и красоты. В демократии ему виделась какофония, безобразное рычание толпы, которое потрясает и разрушает основы гармонического общества. Дамон так много и так охотно говорил об этом, что его обвинили в заговоре против демократии и осудили на изгнание. Говорят, он слушал, как падают в кучу черепки с нацарапанным на них его именем, и уже по звуку, с каким они падали, определил, что афиняне единогласны в осуждении.

Тогда же Перикла спрашивали, разделяет ли он взгляды Дамона, на что Перикл ответил:

— Я согласен со всем, что касается музыки: лучше Дамона никто не знает, чем прекрасна музыка. Относительно же общества скажу так: и каменщик со своей точки зрения может судить об обществе, и гончар, и винодел — всякому его профессия кажется важнейшей и полной всяких истин, которые можно употребить в любом другом деле. Но истины профессии — только истины профессии. О политическом устройстве должны рассуждать политики, а музыканты — о музыке. Вот и Эзоп говорил, что кожевенник оценивает быка только по шкуре, о живом же быке, полном силы и мощи, он не знает ничего.

Тень Дамона не легла на Перикла, но Перикл позаботился о том, чтобы Дамон приобрёл в Коринфе хороший дом и обзавёлся новыми знаменитыми учениками.

— Я знаю, что тебя не устраивает в науке Анаксагора и в науке Дамона, — сказал Периклу Сократ.

— Что?

Они были уже у Толоса и остановились.

— В душе ты согласен с тем, что говорит Анаксагор: он говорит, что миром правит Разум, а ты при этом считаешь, что государством должен также править Разум в лице выдающегося правителя. Он, этот разумный правитель, должен запевать мощным и чистым голосом, как говорил Дамон, а народ лишь стройным хором подпевать ему.

— Может быть, — усмехнулся в ответ Перикл. — Но я лишь один знаю о том, о чём я думаю, Сократ. Тебе об этом знать не надо.

— Почему?

Перикл, не оборачиваясь, зашагал по ступенькам Толоса — быстрый, сильный, лёгкий, уверенный в себе.

— Ладно, — сказал самому себе Сократ, махнув рукой. — Договорим в другой раз.

Теперь, казалось, и был тот самый другой раз: Сократа пригласили к Периклу на ужин, о чём ему сообщил раб Перикла, специально посланный для этого хозяином.

Сократ был дома, обтёсывал во дворе могильную плиту, торопился — через два дня за нею должны были прийти, таков был договор, к тому же деньги за работу Сократ получил с заказчика вперёд и уже успел потратить их.

Раб Перикла появился некстати, оттого Сократ не узнал даже, как того зовут, только спросил, насупясь:

— Сейчас надо идти или можно повременить?

— Ты можешь и вообще не ходить, — ответил раб, — ты свободный человек, Перикл прислал тебе всего лишь приглашение, а не приказ немедленно явиться. Так что оставайся здесь, если не хочешь идти.