Виктор Смирнов - Колокол и держава

Киев встретил послов торжественным перезвоном колоколов, да только не в их честь. Православный мир отмечал двунадесятый праздник Рождества Богородицы. Известив власти о своем прибытии, послы направились в Киево-Печерскую лавру. Игумен монастыря встретил новгородцев настороженно, но, прочитав письмо от владыки Ионы, смягчился, а после обильной праздничной трапезы и вовсе разоткровенничался.

Тяжко стало жить православным в Литовском государстве. Король Казимир раньше русских не давал в обиду, но теперь во всем слушается папских нунциев. Как из худого мешка посыпались отовсюду ксендзы и иезуиты. Мы для них схизматики, и вера наша холопская. Русских епископов к государственным делам близко не допускают, зато латинские сидят в Раде и считаются советниками короны. На должности принимают только католиков или униатов. Знать русская всколебалась, многие готовы отказаться от отцовской веры ради королевских милостей. Епископов и настоятелей назначают власти, монастыри сдают в аренду ровно поместья. Храмы у православных отбирают, новые строить не дают, старые поновлять запрещают. На нашу обитель сколь раз покушались, да спасибо князю Семену Олельковичу, не дал нас в трату, молимся за него денно и нощно.

Поспрошали послы про Киевского митрополита Григория, от которого остерегал их владыка Иона. Оказалось, что еще не знали в Новгороде последних громких новостей. Всенародно отступился Григорий от унии и воротился в православие. Что ж, приходится иной раз и пастырю идти за стадом. Как ни навязывали ксендзы русским людям чужую веру, да так и не смогли навязать. Константинопольский патриарх уже дал Григорию амнистию и объявил митрополитом всея Руси. Да только на Москве его все одно не признают. Там нынче свой митрополит.

– Вот и думайте, господа новгородцы, с кем вам по одной дорожке: с Москвой или с Литвой. Добре думайте! – заключил игумен.

Поселили гостей в покоях братского корпуса, окнами на утопавшие в осеннем золоте днепровские кручи. В сопровождении приставленного к ним иеромонаха послы осмотрели Лавру, поклонились ее святыням, обозрели знаменитые пещеры, где сберегались нетленные мощи святых угодников. Показали им и крохотную пещерку-затвор, в которой много лет назад замуровал себя будущий Новгородский епископ Никита. Да только подвиг сей оказался ему тогда не по силам. Стал Никите являться диавол в виде ангела, уговорил его перестать молиться Иисусу и уклониться в жидовство. И взволновались старцы монастыря, и пришли на помощь заблудшему, и наставили его на правильный путь, с которого он уже не сходил.

Показали новгородцам и жутковатый обряд отчитки. Бесноватая баба издавала пронзительные вопли, рычала по-звериному, изрыгала страшные богохульства, плевалась, бранила непотребными словами монаха-экзорциста, читавшего над ней молитвы и заклинания. Бесу баба, видать, чем-то особенно приглянулась, и он никак не хотел покидать ее грешную плоть, но и монах не сдавался, и в конце концов его стоическое терпение победило. Баба стала успокаиваться, всхлипывать и, наконец, пала монаху на грудь и разразилась очистительными слезами.

В ожидании княжеского приема новгородцы целыми днями бродили по Киеву. Некогда великий град сильно упал после перенесенных нашествий. Кто только его не грабил: половцы, татары, крымчаки, владимирские князья, теперь вот Литва с Польшей обдирают как липку. И прежней торговли уже нет, новгородский Торг куда как богаче будет. Разве только величественный Софийский собор напоминал о славных временах князя Ярослава. Ревниво сравнивали киевскую Софию с новгородской. Слов нет, блещет киевлянка яркой южной красой, и все же истинный знаток по достоинству оценит негромкое очарование и соразмерность ее новгородской сестры.

По пыльным кривым улочкам спускались на Подол. Беленые хаты утопали в вишневых садах. Ленивым спокойствием веяло от чумацких обозов, медленно вползавших в город. В зазывно распахнутых воротах корчмы стояла разбитная корчмарка. Ее круглые щеки горели огненным румянцем, и таким же огненным был борщ с чесночными пампушками, а горилка с перцем зажигала пожар в груди. Охочий до баб Кирилл Макарьев вскоре куда-то исчез вместе с корчмаркой, а когда вернулся, сладко жмурился, как сытый кот.

Только на пятый день новгородцев уведомили, что князья Олельковичи ждут их назавтра в своем дворце. Ввиду незнатности послов прием получился без особых церемоний. Братья сидели на возвышении, обтянутом красным сукном. Семен Олелькович держал в руках булаву как символ своего наместничества. Был он уже немолод, на бледном лице застыла болезненная гримаса. Зато дородный Михайло цвел здоровьем, являя истинно княжескую осанку.