Виктор Смирнов - Колокол и держава

Впрочем, внук был еще жив, и Иван Васильевич приказал послать за ним. Дмитрия освободили от тяжелых оков, наскоро вымыли, переодели и привели к больному. Страшно исхудавший внук смотрел на деда потухшим взором, в котором теплилась робкая надежда. Острая жалость пронзила сердце государя, мутная слеза поползла по его щеке.

– Прости меня, Митюша! Прости за-ради Христа! – едва слышно прошептал Иван Васильевич.

Внук пал на колени и стал целовать безвольно повисшую руку деда. Он просил снять с него опалу, обещал довольствоваться самой малой вотчиной и никогда не появляться в Москве. В ответ государь согласно моргал влажными веками, но когда повеселевший Дмитрий покинул опочивальню, то на безмолвный вопрос боярина Семена Черепанова Иван Васильевич лишь сокрушенно покачал головой. Иначе он поступить не мог. Дмитрий всегда будет представлять угрозу для нового государя, и, даже если сам не станет претендовать на престол, за него это сделают другие. Лучше пожертвовать внуком, чем ввергнуть страну в смуту и междоусобицу.

Теперь следовало женить Василия. Государь еще до своей болезни пытался сыскать ему невесту, даже писал своей дочери Елене в Литву с просьбой разузнать, у каких европейских монархов есть дочери на выданье. Однако поиски не увенчались успехом, поэтому Иван Васильевич решил женить сына на природной русской, повелев собрать со всех земель на смотрины невесты полторы тысячи самых красивых девиц [44] Выбор пал на Соломонию Сабурову из старинного, но захудалого боярского рода. К несчастью, она оказалась бесплодной, и, презрев церковные запреты, Василий силой постриг жену в монахини, а сам женился на Елене Глинской, будущей матери Ивана Грозного ( прим. автора ). .

Теперь оставалось последнее и самое неприятное – казнь еретиков. Государь не хотел омрачать свой уход из жизни свирепой расправой, но и оставлять грязную работу наследнику тоже было нельзя, пусть уж Василий начнет свое правление с милостей, а не с казней. Конечно, можно было бы помиловать жидовствствующих, но такова была воля церковного Собора, а ссориться с церковью накануне встречи с Господом государь опасался вдвойне.

Призвав к себе ближних бояр, государь обсудил с ними все подробности предстоящей казни. В Москве решили казнить только троих: дьяка Ивана Волка Курицына, боярского сына Митю Коноплева и бывшего духовника княгини Елены Волошанки Ивана Максимова. Остальных государь повелел везти в Великий Новгород и сжечь там, дабы еще раз припугнуть строптивый город, в котором и зародилась ересь. Памятуя о провалившейся попытке забрать у монастырей землю, он приказал заодно покарать и Новгородского архиепископа Геннадия, которого считал главным виновником своей неудачи.

Разобравшись с мирскими делами, можно было подумать о душе. Как только государь смог ходить, он приказал отвезти себя на молебен в Троице-Сергиеву лавру. Тяжело опираясь на посох, долго стоял посреди монастырского двора, оживляя в памяти то жуткое февральское утро, когда их семью врасплох захватили люди Шемяки. Вспоминал своего полураздетого отца, униженно молившего о пощаде, и себя самого, шестилетнего княжича, в смертном страхе прятавшегося на колокольне. И теперь, стоя на этом самом месте, государь вдруг понял, что его спасение было неслучайным, оно означало, что Господь уже тогда предназначил его для будущих великих дел… [45] Иван III скончался 27 октября 1505 года и был похоронен в Архангельском соборе. На установленном в Великом Новгороде памятнике «Тысячелетие России» он изображен дважды, во втором и третьем ярусе, что отражает исключительную роль этого человека в нашей истории ( прим. автора ).

Стылым декабрьским утром Умилу разбудил стук в дверь. На пороге стоял дьякон уличанской церкви Спаса отец Полихроний.

– Наших еретиков ночью привезли, – опасливо озираясь, низко прогудел. – И твой Герасим с ними. Говорят, всех на кострах сожгут! Вот страсть-то! Ты бы, раба Божья, сходила к владыке Геннадию. Может, смилуется?

Умила тупо посмотрела ему вслед, не в силах пошевелиться. Опомнившись, стала торопливо одеваться. Проснулся сын Мишка, спросил, позевывая:

– Ты куда, маманя?

– Я скоро, сынок, – пробормотала Умила, накидывая платок.

Заутреня в Софии еще не кончилась, но владыки на службе не оказалось. Когда прихожане стали расходиться, Умила подошла к соборному протоиерею и, поцеловав ему руку, спросила, где можно увидеть владыку Геннадия.