Зиновий Шейнис - Солдаты революции. Десять портретов

Из тех, кто близко знал Нестора Махно, пожалуй, наиболее точную характеристику дал ему профессиональный революционер Степан Семенович Дыбец, бывший анархист, задолго до Февральской революции эмигрировавший в Америку, а после Великой Октябрьской социалистической революции ставший большевиком, С. С. Дыбец являлся председателем ревкома в Бердянске, где в 1919 году находились махновские войска, и волей судьбы был вынужден иметь дело с Махно. Позднее он был начальником Главного управления автомобильной и тракторной промышленности, близким другом Серго Орджоникидзе.

Вот что Дыбец говорил о Махно: «Был среднего роста, носил длинные волосы, какую-то военную фуражку. Владел прекрасно всеми видами оружия... Хорошо знал винтовку, отлично владел саблей, метко стрелял из маузера и нагана. Из пушки мог стрелять... думается, Махно обладал недюжинными природными задатками. Но не развил их... Пил он несусветно. Пьянствовал день и ночь. Развратничал. Ему, отрицателю власти, досталась почти неограниченная бесконтрольная власть. И туманила, кружила голову».

Махно за три года после Октября то и дело менял свои «позиции». В 1918 году, когда кайзеровская армия оккупировала Украину, махновцы вели борьбу против немцев и украинских помещиков, сопровождая ее пьяным разгулом и грабежами.

В конце года они примкнули к Красной Армии и приняли участие в изгнании врага украинского народа Симона Петлюры из Екатеринослава. Но закрепиться здесь не сумели из-за тех же грабежей.

В начале 1919 года в банды Махно стекались остатки петлюровских войск, авантюристы, сутенеры, всякая деклассированная нечисть. Махно откровенно повернул против Советской власти. Гуляй-Польский район стал главным махновским контрреволюционным центром. Махно организует террор против партийных и продовольственных работников и милиции.

Но тут Деникин начинает наступление на Украину и Донбасс, беспощадно грабит население. Из рук батьки, вызывая недовольство его воинства, уплывает добыча. Значит, надо бороться против Деникина. Силенок у одного Махно маловато, и он просит Красную Армию взять его под «свою высокую руку». Дыбец писал: «Может быть, тут была вина и молодой Советской власти, когда ему (Махно. — З. Ш.) создавали популярность... и пошли даже на то, чтобы его войско, уже многотысячное, звалось бригадой имени батьки Махно».

Но время было архитрудное для Красной Армии, и каждый союзник был необходим.

Вскоре, однако, стало ясно, что в Гуляй-Поле, да и по всей округе Махно продолжает свои старые дела, ведет войну не столько против белогвардейщины, сколько против народной власти. Он открыл фронт Деникину.

Тем временем Красная Армия наносит сокрушительные удары по деникинцам. В создавшейся ситуации Махно и его единомышленники опять маневрируют.

Дав вынужденное согласие на переговоры с членом Военного совета Бела Куном о совместных действиях против Врангеля, Махно нервничал, пытался оправдаться перед своими единомышленниками. По его указанию газеты поместили заметку, в которой говорилось: «...мы полагаем, что коммунистическая партия не позволила бы вести с нами какие бы то ни было переговоры, если бы сама коммунистическая партия в этих переговорах не была заинтересована... Но мы всегда готовы сговориться с теми, у кого интересы революции стоят выше всего».

Вот так! Они готовы «в интересах революции», а конкретно, во имя спасения своей анархистской армии пойти на соглашение с большевиками. Махно временно приостанавливает открытую борьбу против Советов, но готов каждую минуту приняться за старое.

В это время в штаб Махно и прибыл Бела Кун.

Махно настороженно смотрел на него, ожидая, что он начнет разговор. Бела Кун, глядя в глаза батьке, тоже молчал, рассчитывая, что тот заговорит первым: ведь Махно был заранее извещен штабом Фрунзе о цели приезда члена Военного совета фронта, а Озеров накануне через специального человека сообщил батьке, с чем именно прибыл Бела Кун.

Махно оглянулся, как бы собираясь с мыслями, посмотрел в окно вагона. Оттуда доносились площадная брань и шум начинающейся драки. Махно, скосив глаз, бросил начальнику штаба:

— Угомонь!

Озеров вышел. За окном раздался свист нагайки, удар, вопль, десятиэтажный мат. Потом все стихло.

— С чем приехал? Выкладывай.

Батька сел, жестом приглашая гостя сесть по другую сторону стола. Озеров, вернувшийся в вагон, устроился недалеко от Махно.

Бела Кун, скрестив на столе руки, произнес: