Валерий Попов - Жизнь в эпоху перемен (1917–2017)

Потом я узнал, что сердце его остановилось прямо во время речи, во время какого-то страстного обсуждения. Прав был тогда мой дед или заблуждался — уже не существенно, «полюса» нашей жизни то и дело блуждают… Главное — страсть бушевала в нем! В таком — с виду надменном и важном. Но это он помог нам выбраться из Казани в Ленинград, и сделал, среди прочих, — и мою жизнь.

Я обошел памятник — и увидел за ним пирамидку поменьше. «Воронцова Александра Иринарховна». Бабушка. Как всегда — веселая, слегка встрепанная! Надо же, какая неожиданная — и первая после ее ухода — встреча! Пять минут всего шел — и нашел. Потом чуть сместился — так, чтобы сразу видеть и деда, и ее. Прожили полжизни отдельно, а теперь вместе. Да — закончилась их эпоха, вот здесь. И памятник остался — неслабый. А что останется после нас?

— Надо срочно выпить! — сразу сказал я Игорьку.

Он благословил, но предложил сделать это «элегантно», в «американской квартирке» — как он гордо это произносил… хотя квартирка была не наша.

Вспомнив свою красивую молодость, он пригласил подругу-манкенщицу (уже, к сожалению, на пенсии — его еще «добрачный», как я понял, роман) и ее более молодую подругу. Она как раз предназначалась мне… но не досталась. Как только мы чуть-чуть выпили, я стал вдруг рыдать.

— Бабушка умерла!

Подруги изумленно переглянулись.

— Бабушка умерла! — я стал названивать маме в Петербург.

— Но то было двадцать лет назад. Что с тобой, Валерий?

— Бабушка умерла!

Меня пытались утешить, но им это не удалось. Я рыдал о том времени, которое не вернется уже никогда.

Году в восьмидесятом завотделом сельского хозяйства Гатчинского райкома — видимо, чтобы показать свою значимость — приказал опытные поля из Суйды, где они создавались и приспосабливались к работе много десятков лет, перевести — ну, ясное дело, вместе с посевами — на сорок верст вдаль, аж за Сиверскую, где почвы были абсолютно другие. Может быть, им суйдинские поля приглянулись для охоты на зайцев? Но формально — должны же были руководители проявить свою заботу о сельском хозяйстве, реформу провести — иначе люди могли подумать, что начальники не нужны, зря на своих шикарных машинах ездят. А ведь поле с драгоценными гибридами на стадии выведения сорта, причем уже в завершающей стадии — это даже не поднос с драгоценными бокалами, а нечто гораздо более ценное и еще более нетранспортабельное! — объяснял им отец… Бесполезно! Как проявление неустанной заботы о людях вышло какое-то, безусловно судьбоносное, постановление правительства об улучшении работы учреждений сельского хозяйства… то ли их надо было прогрессивно укрупнять, то ли, наоборот, прогрессивно измельчать — сейчас этого никто уже и не помнит. Надо было переезжать!

Белогорка под Сиверской — место живописное, дачное — крутые песчаные обрывы над извилистой Оредежью, шикарная вилла дочери Елисеева в стиле модерн на крутом берегу. Там оборудовали лабораторию.

Где тут сеять — не очень понятно. Но отец не унывал.

— Белла Горка! — подняв палец, он радостно восклицал. — Говорят, здесь раньше итальянцы жили и восклицали — «Белла Горка»!

«Откуда итальянцы?» — подумал я. Но разубеждать его не стал.

Засеяли новые, гораздо более бедные — в смысле почв, плохо приспособленные поля.

— Прэ-лест-но! Прэ-лест-но! — это бормотал он всегда… даже тогда, когда не все было «прэлестно». Мы ходили с ним по полям — огромным, с тысячью квадратных делянок, с выросшими на них гибридами (каждая делянка обозначалась колышком с цифрами). На многих стеблях был сверху пергаментный мешок: на результаты скрещивания, внесения определенной пыльцы в завязь ничто больше не должно было влиять…

Тот секретарь райкома, который перекинул селекционную станцию сюда, в пьяном виде находясь за рулем, врезался в машину с генералом КГБ. Надо же, как неудачно! Не мог уж в кого-то другого врезаться. В результате — его сняли или понизили, точно неизвестно… Отец сказал мне об этом вскользь, думая, как всегда, о своем. К счастью, не произошло у тогдашнего руководства бурного раскаяния — хотя это уже было модно в партийных кругах — но это могло бы привести к обратному переселению селекционной станции в Суйду. Но, как говорят историки: не произошло. У властей не до всего, к счастью, доходят руки!

И, неустанно благодаря партию хотя бы за это, отец ходил по делянкам, осматривал через лупу колоски, подсчитывал количество зерен, измерял длину колоса.