Мария Семенова - С викингами на Свальбард

– Я тебя провожу, Гиссур – хевдинг, – сказал он и постарался улыбнуться как можно дурашливее. – Нам с тобой по пути, я ведь и сам еду к Эйрику в Линсетр. Мой хозяин Кетиль послал меня передать, что заболел и не приедет на пир.

Спасибо матери: в этой драной рубашке его действительно легко было принять за слугу…

Когда лошади отдохнули и Гиссур велел трогаться дальше, Хельги поехал с ним рядом, впереди всех. Умолк позади водопад, и он уверенно свернул по едва заметной тропе на незаселенный мыс, тот самый, завершавшийся далеко в море Железной Скалой.

…Вот и кончилось для него ожидание праздника, кончилось ожидание счастья, которое, если хорошенько подумать, есть уже счастье. Придут корабли, и Эйрик Эйрикссон расскажет халейгам о судьбе племянника и брата. Он ведь будет знать, что к чему.

Задуманное Хельги было просто, как древко копья. При устье фиорда, напротив Железной Скалы, день и ночь бодрствовали внимательные сторожа. Мелькнут недобрые паруса, и мигом вспыхнет костер, яркий, дымный, хорошо видимый из Линсетра и с Кетилева двора…

Погибший отец видел всего лишь двадцать семь зим. Хельги досталась жизнь почти вдвое короче, но людям запомнится, что это был все-таки сын.

– Не слишком наезжено! – сказал Гиссур, когда сворачивали на мыс. – К такому двору, как Линсетр, могла бы вести дорога пошире!

У Хельги екнуло сердце, но он вновь принудил себя улыбнуться и ответил чистую правду:

– Надобно тебе знать, мы здесь ездим на лошади по большей части туда, куда нет морского пути.

Гиссур окинул его подозрительным взглядом:

– А ты почему отправился посуху?

Хельги соврал, почти не задумываясь:

– Люди называют меня Хегни Зубатка, и ты сам понимаешь, что я не ем эту рыбу и всегда отпускаю ее, когда она попадается на крючок. Но вчера я нечаянно отведал ухи из зубатки и должен повременить ходить в море, а то как бы моя тезка еще не вздумала мне мстить!

Потом дорога вовсе сошла на нет, и под копытами коней зашуршала мертвая хвоя. Было так тихо, что Хельги поневоле прислушался: уж не крадутся ли между деревьями косматые горбуны, спешащие к негаданной поживе?.. А может, тролли притворяются соснами? И когтистые ветви протянутся к путникам, лишь только солнце опустится за горизонт?..

Гиссур начал оглядываться.

– Не нравится мне эта тропа! – сказал он зло. – Сплошные откосы! Я никогда не поверю, чтобы здесь не было лучшей дороги. Ты уверен, что едешь правильно, Хегни Зубатка?

Дело было к вечеру; Хельги вел их южной стороной мыса, так как с северной уже должен был открыться Линсетр. Кто знает этого Гиссура, чего доброго, разглядит корабль Эйрика или его самого, если старик будет в той же одежде, в которой ездил на тинг… Хельги ответил:

– Твоя правда, есть тропа и по северной стороне. Но там можно пройти только пешком, и однажды там видели старуху, ехавшую на волке.

И добавил:

– Мне нравится, что мы с тобой повстречались, очень уж недобрые это места, особенно по ночам.

Гиссур пробормотал что-то в бороду и не стал никого посылать искать другую дорогу.

– Ты вот что, малый, – сказал он погодя. – Видишь серые перья у того парня в колчане? Немногие стреляют метче него…

Хельги промолчал.

Ночью ему плохо спалось на мягкой траве возле костра. Время от времени он приоткрывал глаза и видел Гиссура, лежавшего неподалеку. Тот тоже спал скверно – то и дело вскидывался на локте, прислушиваясь к шорохам ночи. Навряд ли этот человек когда-нибудь боялся врага. Но против троллей, рыскающих во тьме, требовалось мужество древнего Хегни, чьим именем Хельги назвал себя накануне. А тот Хегни был способен смеяться, когда у него у живого вытаскивали сердце из груди.

Что поделаешь, Хельги тоже покрывался испариной, и внутри начинало противно урчать, стоило вообразить всадниц-ведьм верхом на ощеренных волках, со змеями вместо удил… Как выдержать, когда схватят за горло, вонзят когти в живот?.. Однако увидеть Линсетр горящим было страшней…

Хельги проснулся оттого, что кто-то вырвал у него из-под ладони ножны с мечом. Дернувшись спросонья, Хельги схватил рукой воздух, потом сел, продирая глаза. Он увидел свой меч в руках у одного из воинов: тот не торопясь осмотрел простое железное лезвие, потом приторочил ножны к седлу.

– Отдай!.. – сказал Хельги хрипло. Ему ответил сам Гиссур:

– Отдаст, когда приедем. А если заслужишь, подарим другой, получше.

Это можно было понять двояко. То ли пообещали награду, то ли пригрозили убить. Стало быть, он умрет безоружным, и Один задумается, пускать такого в Вальхаллу или не пускать!..