Эдвард Радзинский - Тайны Французской империи

Чтобы окончательно убедить кардинала, Де ла Мотт сообщила, что королева назначила ему свидание ночью в Версальском парке…

Королева пришла в уединенную рощу. Правда, подарить благосклонность кардиналу не успела, ее тотчас спугнул незваный гвардеец. Излишне говорить, что роль королевы исполнила шлюха из Пале-Рояля, очень похожая на Антуанетту…

Вот так Де ла Мотт повторила сцену из пьесы «Севильский цирюльник», которую в это же время… репетировала королева!

Кардинал выкупил ожерелье, пообещав ювелирам уже вскоре расплатиться.

Получив ожерелье для королевы, Де ла Мотт передала его мужу, и супруг был таков.

Когда все раскрылось, Антуанетта то задыхалась от истерического смеха, представляя свое свидание с кардиналом, то впадала в бешенство, вспоминая, на что рассчитывал самоуверенный болван. По требованию королевы кардинал был арестован.

Но когда вся интрига вскрылась, заработала испорченная репутация королевы… Общество вслед за кардиналом поверило, что все правда — шлюха-австриячка была готова заплатить телом за дорогую побрякушку. И несчастную Де ла Мотт подставили.

Народ в очередной раз проклинал скандальную королеву, разорявшую страну, и жалкого рогоносца-короля, который ей потакал.

«Мадам Дефицит» — так теперь называли Антуанетту…

В это время в Париже (как и в Петербурге в начале XX века) все говорили о революции. И так же, как в Петербурге накануне 1917 года, в Париже были беспощадны к своему монарху. «Безумный шофер, везущий в пропасть» — так говорили о Николае. О Людовике в Париже выражались покруче…

Дефицит топил страну. Король вынужден был часто тасовать министров. Как и наш Николай накануне революции.

В России были два великих министра — Столыпин и Витте, они спасали государство, пока были у власти. Но их плохо слушали. Витте отправили в отставку, Столыпина должны были отправить, но не успели — его убили.

В Париже тоже было двое — Тюрго и Неккер. Оба также могли спасти страну, но… их плохо слушали.

Король позвал сначала Тюрго. Тот разработал план спасительных реформ, основанных на бережливости. Счастливый король удовлетворенно сказал: «У нас только двое любят народ — я и вы». Бережливые реформы Тюрго — это добавочное налогообложение на дворян и на церковь. Мадам Дефицит должна была отказаться от привычного безумия трат. Конечно, и она, и «наши», и двор начали роптать.

И уже Людовик зовет Тюрго: «Я все думаю, но понять не могу, в чем провинились мои добрые дворяне и наша церковь, что я должен наградить их такими бедами?» Король отменил реформы.

Тюрго, уходя в отставку, сказал то, что надо запомнить всем властителям. «Ваше величество, самое страшное — это непоследовательность. Она губительна и для народов, и для королей».

Но терпение народа истощилось, в городах толпы уже выходили на улицы.

Король вынужден призвать другого блестящего финансиста — Неккера. Он уже спасал короля займами, потом пытался так же спасти бережливостью. За все это Неккера прогнали. Теперь снова вернули, но…

Но займы брать уже было неоткуда, и бережливость опоздала. Самая могущественная держава Европы была окончательно разорена. Неккер предложил единственный выход — обратиться к народу. Собрать Генеральные Штаты, которые столько лет не собирались.

Объявили выборы… Что началось! Какой был общественный взрыв! Народ поверил, что его наконец-то призвали участвовать в управлении. Началась беспощадная борьба кандидатов, все помешались на политике. Франция жила выборами…

И состоялось — Генеральные Штаты избраны!

Избранники Нации прошли парадом перед королем в Версале. Эта встреча короля с депутатами Генеральных Штатов была очень похожа на встречу нашего императора с Первой Государственной думой.

Депутаты-аристократы были великолепны — щеголяли в заломленных шляпах с роскошными перьями, в бархатных плащах. С этой средневековой роскошью удачно сочетались лиловые сутаны епископов, красные мантии кардиналов. За ними двигалась черная масса — третье сословие.

Вместе с третьим сословием (тоже в черном) шел герцог Орлеанский. Знал бы он, как опасно заигрывать с Революцией, какая это особая дама! Но в тот день герцог был счастлив.

Дальше события понеслись. Третье сословие объявляет себя Национальным собранием.

Герцог Орлеанский. Гравюра XVIII в.