Константин Шильдкрет - Бунтарь. Мамура

Каждое новое самоуправство начальных людей не только не раздражало уже Кузьму, но вызывало неподдельную радость.

– Пущай их, – мотал он головою, как норовистый конь, – чем боле огня в печи будет, тем скорее смола в котле закипит.

Богатеи-стрельцы собрались на тайный сход. Один охотнорядец заявил прямо:

– С огнём тешитесь. Стрелецкая торговая мелкота нам не с руки. Недолог день – полки бунтовать начнут.

Толстосумы и впрямь очутились промежду двух огней. С каждым днём всё чувствительней отзывался на их мошне раскинувшийся по Москве, да и по иным городам иноземный торг. Люди русские льнули к иноземным товарам с превеликой охотой. Всё, что шло из-за моря, почиталось и добротней и краше отечественного. И обрядка появилась новая, невиданная у дворян московских и у родовитых людей. Домы их так обставлялись, что многие диву давались – уж православные ль жительствуют тут аль басурманы засели?

Что и говорить! Великий застой в торговых делах краше всяких слов сказывал обо всём.

– А жительствовали како допрежь ереси Никоновой! – надрывно вздохнул присутствовавший на сходе раскольничий поп. – Доколе держались старой веры, Господь благоумильно взирал на чад своих, и дом их был полною чашею.

– Сице [16] Сице – так. , воистину сице, – отставив до боли в суставах два перста, перекрестились стрельцы. – Была вера истинная, и церковь Божия почиталась сестрой любезной царства русийского, и хозяевами на Руси были русские люди. И силу, и торг, и честь – всё Господь даровал исконным чадам своим…

– А ныне, – перебил, загораясь неожиданным гневом, поп, – тако норовят лютые вороги сотворить, чтобы церковь апостольская глас свой господарский утратила, чтобы не бок о бок с царём стояла, но служила бы царю, яко дьяки и подьячие служат. А не бывать сему! Не бывать!

По сердцу были всем слова попа. Не зря же каждый из прибывших на сход ревностно отстаивал старую веру и «древлее благочестие» и с таким проникновением, громогласно, не страшась напастей, произносил слово «Исус».

«Исус» – это те времена, когда помещик добывал всё необходимое для жизни своей и россиян у себя в вотчине, когда хозяином торга был русский торговый люд, когда церковь наравне с государем полностью володела и душами, и животом, и имением всей русской земли.

«Иисус» – это учёный и ловкий иноземец-купчина, покусившийся отбить первенство в торговле у россиян. Какая корысть в том, что торговая казна русская так зажирела, что задыхается в ставших до жестокой боли тесными рубежах своих, что ей занадобился, как воздух, доступ к морям, коли из-за этих проваленных морей саранчой налетели иноземные лиходеи и полонили рынок! Прочь Иисуса! Пусть до веку живёт Исус!

Так рассуждала сторона, враждебная новшествам, вводимым непреложным ходом вещей.

Но страшно было идти рука об руку и с торгового мелкотою. Вот и теперь. Слыханное ли дело миром всем идти к царю с челобитною? Видывали толстосумы хожденья такие. Где скоп, там и бунт. Стрельцы почнут, а кончат убогие. Не таково ли было с денежным, и соляным, и иными прочими бунтами?

Долго рядили стрельцы на сходе и порешили:

– Там видно будет. А покель – погодим. Будто мы и с мелкотой, а будто и нет.

Когда стало известно, что полковник Пыжов по собственному произволу вычел в свой доход половину жалованья стрелецкого, Черемной первый собрал сход однополчан.

– Кланяйтесь земно, воины христолюбивые! – злорадно расхохотался он. – Ибо скоро исполнится время, когда и из домов наших выгонят нас! Будем, попомните, будем холопями у полковников и пятисотных!

Поступок Пыжова был последнею каплею стрелецкого долготерпения. Не выдержали полки, ударили в сполошный колокол. В тот же час, по казацкому обычаю, заведённому от Стеньки Разина, собрался круг.

– К государю! Челом! К самому государю!

Возгласы эти покрыли все шумы и споры.

Прямо с круга выборные отправились в Кремль. У Спасских ворот их встретил Иван Языков. [17] Языков Иван Максимович (? – 1682) – постельничий царя Федора Алексеевича, зарублен во время майского стрелецкого бунта

– И не мыслите государя тревожить, – испуганно замахал он руками, – недугуется царю.

Но уловив по выражению лиц челобитчиков, что они твёрдо решили выполнить волю круга, он сразу переменил тон с заискивающей улыбкой подошёл к ним вплотную.

– Нешто поверю я, что стрельцы государевы пригодой послужат к кончине преждевременной помазанника Господня? – И не дав им возразить, печально уставился в небо: – Да… недугует государь… Денно и нощно со причастием стоят у ложа его духовники…