Лев Рубинштейн - Азбука едет по России

В Москве всё так же звонили колокола и стучали барабаны. На Печатном дворе всё так же скрипели и ухали станочные прессы. В словолитне в густом чаду всё так же видна была высокая сутулая фигура Михайлы Ефремова. Он доделывал медные матрицы и пунсоны новой азбуки. Его помощники Александров и Петров работали до упаду и часто бегали на площадь в торговые ряды квас пить.

— Зря бегаете, лодыри, время тратите, — ворчал Ефремов. — Читали ли «Ведомости»? Швед ползёт к белокаменной Москве.

— Не доползёт, Михайла Ефремыч, — смеялись помощники.

— Каждому на своём месте должно быть, — отвечал Ефремов.

Подмастерья очень удивились, когда однажды мастер-словолитец отошёл от своего места, постоял, стёр пот со лба и проговорил мутным голосом:

— Пойду, что ли, квасу выпью…

Александров подмигнул Петрову: «Ишь ведь, и старика пробрало!»

Ефремов вышел на улицу. День был жаркий. Площадь шумела. Галки с криком летели со Спасской башни на Троицкую.

Ефремов торопливо выпил квасу, перевернул жбан, поставил на лавку и положил сверху два медяка. Продавец испуганно на него посмотрел.

— Уходили тебя, отче, на вашем Печатном дворе, — сказал он, — лица на тебе нет… Всё святые книги печатаете?

— Не святые, — отвечал Ефремов, — а учебные.

— Ныне святости мало, — усмехнулся продавец, — а и то сказать, накурили ваши попы на всю Русь ладаном…

— Наши не попы, — сказал Ефремов.

— А кто — немцы? — лукаво спросил продавец.

Ефремов хотел ответить, но вдруг показалось ему, что вся Москва закачалась. Спасская башня накренилась, а бревенчатый настил на Красной площади быстро-быстро побежал из-под ног. Мелькнуло на секунду голубое небо с белыми облаками, и сразу настали сумерки.

— Беда, братцы, — кричал продавец, — старик упал! Еле дышит! Помогите отнести, ради бога!

— Пьян, что ли?

— Какое пьян! Наглотался немецкого дыму на Печатном дворе!

Когда Ефремов очнулся, он увидел над собой острую бородку и ястребиный нос Поликарпова.

— Ежели есть какие тайны, говори, — быстро прошептал он, — а то сейчас священник придёт!

— Нет тайн, сударь, — сказал Ефремов. — Прикажите мальчишку моего привесть.

После причастия он потерял сознание. Когда он очнулся, у изголовья его стоял бледный Алесь. За ним, словно в тумане, маячило белое толстое лицо Киприанова.

— Приблизься, Алексей, — еле слышно проговорил Ефремов, — послушай, я тебя неволить не хочу… но уметь надо… вот моя тайна…

Алесь наклонился к нему:

— Чего, дедушка Ефремов? Что мне сделать?

— Продолжи дело, — сказал Ефремов. Он глубоко вдохнул в себя воздух. — Василий!

Киприанов пододвинулся.

— Не дай ему пропасть…

— Михайла Ефремыч, — дрогнувшим голосом сказал Киприанов, — не соизволишь ли, батюшка? Отвезём тебя в дом твой…

— Нужды нет, — отвечал словолитец, — где трудился, там и помру.

Он оглядел всех внимательно. Алесь стоял с опущенной головой и сложенными на груди ладонями. Киприанов утирал глаза платком. За ним, согнувшись и перебирая ключи на поясе, стоял Поликарпов. Священник бормотал и махал кадилом.

— Конец, простите, — сказал Ефремов и закрыл глаза.

Алесь встал на колени и поцеловал длинные крепкие пальцы мастера. Поликарпов положил руки покойника на грудь, перекрестился и осторожно вставил ему в пальцы зажжённую свечу. Киприанов плакал, закрыв лицо платком.

Каменный дом Киприанова вовсе не был похож на деревянный дом Ефремова. У Киприанова было шумно. Алесю казалось, что здесь собрались все замоскворецкие ремесленники. С утра люди стучались у ворот, шли по заросшему густой травой дворику, сидели в мастерской, тыкали пальцами в станки и верстаки и обсуждали новости. Сам хозяин, в кожаном фартуке поверх камзола, расхаживал по своему заведению и сочинял проекты.

— Лавку! — шумел он. — Лавку книжную в торговом ряду! Дабы добрые люди могли, с площади идучи, и книгу разумную унесть. При лавке библиотека публичная, всенародная, — кому охота есть к знанию, а денег недохват. В лавке же — чай и кофь варёный с сахаром и виноградные вина разные… За сахар денег не возьму, дабы поощрить к наукам!

— Уж ты, Василий Анофриевич, надумаешь! — смеялись ремесленники. — Неужто сахар без денег отдашь?

— А что? Ты книгу купи вместе с сахаром!

Дохода, однако, у Киприанова был немного. За чертежи и карты платили мало, а иногда и вовсе не платили. Некоторые сочинения Киприанов издавал за свой счёт. Но этот маленький живой человечек никогда не огорчался. Издав «Изображение глобуса земного», он тут же энергично брался за «Изображение глобуса небесного».