Лев Жданов - В сетях интриги. Дилогия

— Ваше сиятельство, их сиятельство, матушка ваша, изволили пожаловать из деревни, — раздался голос камеристки.

— Я после, я потом… Идите, встречайте! — торопливо заговорила Елизавета и так как первая была у двери, повернула ключ…

Очень была рада Головина приезду матери, но невольная досада щемила ей сердце.

— Если бы это пятью минутами позже!

Очевидно, большую тайну собиралась открыть подруге Елизавета… Но уж больше никогда она не поминала об этой минуте и не сказала Головиной, что заставило её прибежать так внезапно, плакать радостными слезами? Чем потрясена так была молодая, пылкая женщина?..

А с помощью сестриц

Со всей Европой породнятся!..

Август на дворе. Лето подходит к концу, двор из Царского Села переехал в Таврический дворец. Но важные вести несутся со всех сторон… Не было ещё такого богатого событиями лета, как настоящее.

Сильно недомогала императрица, но сейчас словно живой водой окропили её важные вести. Ободрилась, просияла, ходит по-старому… А то и ступить ей было трудно: ноги отекли, сердце сжималось… Дышать было тяжело…

Особых гостей в августе 1796 года принимала столица и двор Екатерины.

Два знатных шведа, граф Гага и граф Ваза, приехали и остановились у шведского посла, барона Штединга.

При дворе, конечно, все знают, что эти имена вымышлены. Но и город чуть ли не в одно время с придворными кругами узнал, что едет молодой шведский король — сватать внучку государыни старшую, Александру Павловну. А с ним герцог Зюдерландский, родной дядя и опекун юноши-короля.

Внуков поженила хорошо великая бабка. А для внучки совсем блестящую партию подыскала. Славится род шведских королей по всей Европе. Да и политические условия требуют такого прочного союза с сильным северным соседом, откуда и во времена Петра, и потом немало невзгод приходило на империю, а на столицу её новую особенно. Совершится этот брак — и надолго, если не навечно сдружатся две соседки, две северные земли.

Красавец Густав Адольф, со своими светлыми кудрями, тёмными, смелыми глазами, стройный, в тёмном наряде, похожий на рыцаря старых времён, очаровал и государыню, и двор, а больше всего невесту, прелестную пятнадцатилетнюю великую княжну, которая уже давно заглазно, по портрету, любила далёкого «суженого»…

Блестящие приёмы и праздники, как всегда, шли без конца. Королю понравилась невеста до того, что он сразу объявил императрице о согласии своём на брак…

Через несколько дней уже парк Таврического дворца, покои Гатчины, где княжна виделась с королём под кровом отца, словом, все уголки жилищ царских были свидетелями нарождения и развития чистой, прелестной любви между этими двумя юными существами. Веселье кипело волной. Дядя-регент, алчный швед, уже считал в уме все выгоды от нового союза… Но сватовство, так хорошо начавшееся, кончилось горестно, печальным аккордом.

Главным пунктом при заключении брачного договора был вопрос о вере невесты, будущей королевы. По законам Швеции, королева должна быть в одной вере с королём, а православные уставы запрещали княжне менять религию…

Зубов и окружающие его прихвостни взяли на себя все ведение щекотливых переговоров, чтобы и все награды за удачное окончание дела взять себе… Но это были не настоящие дипломаты, а ограниченные жадные интриганы… Они довели дело до громкого скандала. В самый день, назначенный для торжественного обручения, король заявил, что договор составлен неправильно, что его желают обмануть, и не явился к торжеству…

Тут же лёгкий удар разбил императрицу, которая впервые за все славное царствование получила такое оскорбление перед целым миром от упрямого, но прямого юноши.

Король и регент уехали… Больная, тоскующая, стала таять покинутая невеста, бедная влюблённая малютка, незаслуженно испытавшая такой позор…

А императрица совсем слегла… Унынием, печалью наполнились покои дворца, вся столица…

Только наглый фаворит и его приспешники, правда, задумались, но ещё не теряли своего заносчивого вида. Пока жива старая государыня — их воля и власть…

Один только уголок в окрестностях столицы представлял исключение из того, что замечалось в Петербурге, что было и везде в царстве, куда доходили вести о нездоровье Екатерины. Там грустили, плакали, молили Бога о выздоровлении императрицы…

А в Гатчине, в этой тёмной кордегардии, не только хозяин её с хозяйкою, но и все окружающие, вся эта компания несытых, грубых солдат-наёмников воспрянула духом… И с надеждой, как вороны, почуявшие добычу, поглядывают в сторону Петербурга: не прискачет ли по дороге, обставленной полосатыми прусскими столбами, печальный гонец?