Лев Жданов - В сетях интриги. Дилогия

Если к перечисленным дворам и задворкам прибавить штат учителей и наставников обоих великих князей, их «кавалеров» и дядек, которые, как Остен-Сакен, Протасов, Муравьев, тоже набраны из видных семейств, — получится полный состав, общий вид того, что называется «придворными кругами» столицы.

Само собой понятно, что в обычное время все эти дворы, дворики, задворки и придворные закоулки отчаянно соперничают между собою, в одиночку и целыми группами роют друг другу ямы, стараясь урвать для себя и родни побольше подачек, наград и милостей, какими щедро сыплет уж много лет державная управительница этого сложного «хозяйства» своего…

Но кроме такого явного соперничества и сплетения интересов существуют между всеми этими людьми иные, невидные, но тем более прочные взаимоотношения и тайные связи.

Люди, стоящие наружно как бы в разных враждебных лагерях, при разных дворах, всё-таки взяты из одного общего круга и сословия служилых дворян и высшей знати русской. У них главные интересы одинаковы. Мало того, большинство из них в тесных дружеских и родственных связях. Старшее поколение занимало важные посты при императрице, а более юные — сыновья, дочери, племянницы и братья — находились при Павле, при его жене, сыновьях или даже при «фаворите», кто бы ни занимал в данное время это важное место, первейшее среди других придворных чинов…

Если случайно открывалось новое место или освобождалась вакансия при любом из дворов или «двориков» — «чужому» можно попасть на него только по воле всемогущего случая либо по прихоти самой Екатерины. А обычно такие места занимались «своими».

Поэтому получалась очень сложная картина, головоломный, запутанный узор непонятных взаимоотношений и конъюнктур.

По фронту обычно велась показная война, в подражание «господам».

Свита цесаревича и его супруги на глазах у последних даже не разговаривала с придворными императрицы, ограничиваясь официальными приветствиями.

А между тем в Гатчину быстро и подробно переносилось всё, что говорится и делается в самом интимном кругу Екатерины. И наоборот: каждый шаг, чуть ли не каждая мысль угрюмого сына становилась известна его матери… А чтобы сделать более терпимым своё предательство, чтобы скрасить шпионство, «друзья» Павла, служащие государыне, уверяли, что шпионят за цесаревичем ради его же собственной пользы. Он-де сам вредит себе своим отчуждением от матери, своими дикими, неосторожными выходками… И чтобы остановить, исправить зло, решаются на свои доносы эти «честные друзья».

То же самое приходилось выслушивать и цесаревичу, только, конечно, по отношению к его матери… То же было и у фаворита, у великих князей, всюду и везде.

Сея ветры, мутя воду, они исправно ловили золотую рыбку, эта огромная свора придворных умных людей, и пожинали то, чего не сеяли сами: все блага мира.

Конечно, самые глубокие тайны и закулисные затеи всех этих дворов зачастую выплывали на свет Божий. Атмосфера подкопов, интриги, наносных речей и клеветы отравляла вокруг весь воздух, не давая свободно дышать более чистым и бескорыстным людям, которые порою каким-то чудом появлялись у подножия трона.

Но дело от того не менялось чуть ли не сотни лет, и только с каждым новым царствованием принимало несколько иные, более грубые или более утончённые формы, как было сейчас, в долгие годы царствования Екатерины, соединяющей в себе самые несоединимые черты сильного, отважного человеческого ума и духа.

И вдруг совершилось нечто неожиданное и крайне неприятное для бесчисленной свиты придворных шептунов, переносчиков, хулителей, доносителей и интриганов высшей воды. «Хозяева», вся семья Екатерины, как будто спаянная новой нитью — появлением Елизаветы в её среде, зажила совсем по-родственному, без свары, без вражды и озлобления взаимного, как «Бог велел» жить всем родственникам, носящим царский пурпур или сермягу крестьянскую — всё равно.

Без дела, без занятий осталось множество лиц: нельзя клеветать, некому и не на кого сплетничать… Нет случая втереться в милость при помощи наговора, урвать подачку за кстати сделанный донос… И впереди — всё то же…

Всполошились многие. Лишь те, кто постарше и поумней, не падали духом. Криво улыбались только и говорили:

— И ветер дует не сплошь: с перемежкою… Отдохнёт, сил наберётся — и пуще людям тогда глаза порошит… Тишь перед непогодью всегда бывает. Чем больше тишь, тем грознее бурю надо ждать… да готовиться…