Михаил Коршунов - Мальчишник

И он всходил, спускался и уходил. И, казалось, слышал вдогонку удар лицейского колокола. Нет уже в живых Дельвига, Николая Корсакова, умершего в Италии и сочинившего надпись для собственного надгробия: «…грустно умереть далеко от друзей». Далеко от друзей, в ссылке, Пущин, Кюхля — лицейской жизни братья. Разорван верный круг.

Он уходил, а в руке, в ладони, было зажато солнечное лицейское тепло.

Сейчас, в наши дни, на царскосельской даче, в память о Дельвиге, на столе Пушкина стоит бронзовый пресс-грифон — им прижаты листы пушкинской рукописи.

Писатель и ученый Юрий Тынянов, когда писал своего юношу Пушкина, часто стоял у окна его лицейской комнаты, чтобы представить себе, что мог видеть в окно Пушкин. Об этом нам рассказала директор музея-лицея Светлана Васильевна Павлова. А когда в 1943 году Тынянов умер, панихида была в Москве на Тверском бульваре, в здании Литературного института, в нескольких сотнях метров от Пушкина… от памятника Пушкину.

Часто Александр Сергеевич бывал у любимца Лебедя: Лебедь — это фонтан в самом начале Екатерининского парка, совсем недалеко от Лицея. В синем графине у Пушкина была вода из лебединого источника: считал ее живым соединеньем с прошлым, памятной книгой, жалованной в юность грамотой, уединенным волненьем. «Глядь — поверх текучих вод лебедь белая плывет… Знай, близка судьба твоя, ведь царевна эта — я».

Так же он любил ключевой источник, где на огромном камне была установлена статуя Пьеретты, девушки с разбитым кувшином, из которого вытекает родниковая вода. Книги Лафонтена, подаренные Пушкину сестрой Ольгой Сергеевной, хранятся сейчас вместе с пушкинской библиотекой в Ленинграде, в Пушкинском Доме Академии наук. О синем графине и о белой лебеди подробно рассказала бело-голубая Наталья. На даче сестра Пушкина впервые встретилась с Натальей Николаевной, познакомилась с ней.

— Совершая прогулки к Лебедю, Пушкин надевал мягкую белую фетровую шляпу. Он такой на портрете. Взгляните. И вспомните «Евгения Онегина»: «В те дни в таинственных долинах, весной, при кликах лебединых, близ вод, сиявших в тишине, являться муза стала мне».

Удивительно из наших дней был Пушкин на портрете в фетровой царскосельской шляпе, удивительно был нашим современником.

Превращения… Метаморфозы…

— На Белой даче Александр Сергеевич сочиняет сказки, когда не занят галиматьей, купанием, гулянием, рисованием виньеток и арабских головок на клочках бумаги, катанием в экипажах. Ну, а главное, над чем работает здесь, — письмо Онегина к Татьяне. В этом романе вся жизнь, вся душа, вся любовь его. Пушкин работает у себя наверху часто поздними ночами. Льется широкий свет из пылающей лампы. Пушкин один — никто и ничто его не отвлекает. В эти ночи он вслушивается в онегинский стих, который уносит его на берега Невы, туда, куда предстояло ехать на жительство и ему с Натальей Николаевной. «Я знаю: век уж мой измерен; но чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я…» «Дверь отворил он. Что ж его с такою силой поражает? Княгиня перед ним, одна, сидит, не убрана, бледна…»

Наталья замолкла. Она сейчас была в Петербурге ясным утром и держала в руках письмо Онегина и читала его, опершись на руку щекой. Одна, не убрана, бледна. Сейчас она была княгиней Татьяной. Эта девушка в моем сознании так странно и так стремительно перевоплощалась, и я не знаю, чем бы я мог это объяснить. Очевидно, прежде всего своим настроением в этот, схваченный и унесенный солнцем царскосельский день.

— Теперь вы куда пойдете? — спросила нас Наталья.

— К Лебедю, — ответил я. — В синем графине нет воды. Мы принесем. — Я продолжал царскосельское настроение.

— Сходите в Камеронову галерею. Увидите кареты. На одной из них я проехала. Случайно. До Грота. Ее катили в запасник.

— Кареты?

— Да. Выставка придворных карет. Кстати, в Камероновой галерее и жила Россет.

— А везли карету, конечно, гуси-лебеди? — спросил я.

— Местные мальчишки.

Мы с Викой покинули Белую дачу, чтобы сходить к царевне Лебеди. Может быть, взглянем и на «придворные дроги» и в который раз посетим Лицей; взойдем и спустимся с его крыльца, чтобы тоже унести в руке, в ладони, солнечное лицейское тепло. В кабинете пушкинской дачи, рядом с пресс-грифоном Дельвига, поставили еще стакан с крышечкой, стакан, принадлежавший Данзасу. Из Сибири, со строительства Байкало-Амурской магистрали, была привезена серебряная ложка Вильгельма Кюхельбекера с его монограммой «WK» латинскими буквами. Найдена в Чунском районе Иркутской области бригадиром электриков Н. И. Жиляковым.