Юрий Щербаков - Ушкуйники князя Дмитрия

– Знаю, о чем спросить хочешь, Петро, – обратился он к Горскому, – почто Булгар воевать собрались? Самый слабый улус это ныне в Орде. Поодиночке давить будем степных волков, яко они княжества наши. Даст бог – и до Сарая, и до Мамая руки дойдут! Да ить и Булгар – не овечка.

– Святая правда, Дмитрий Иваныч, – подхватил Боброк, – давно ли хана Тогая соседушка наш Ольг рязанский окоротил, а уж после того и Пулад-Темир земли нижегородские зорил, и князья мордовские по наущенью булгарскому чуть не ежегод разбойничают. А сколь русичей, стойно скот, на булгарском торгу продано! Приспело время за грехи тяжкие спрашивать. Веди, государь!

Дмитрий встал, обвел построжевшим взором решительные лица дружинников.

– Быть по сему!

У почтенного Шагид-Уллы с утра было дурное настроение. Все ему нынче не по сердцу – и солнечный февральский день, в котором, будто хмель в стоялом меду, растворен терпкий аромат близкой весны, и широкий – во всю просторную келью – шемаханский килим, в мягкой, разноцветной шерсти которого в иное время так блаженно утопают босые ноги, и гордость хозяина – дорогой бухарский халат, схожий будто близнец, как уверял продавший его купец-самаркандец, с любимым халатом Могучего Меча Милосердия – непобедимого Тимура. А всему виною – ничтожный сын шакала, злокозненный кузнец Авдул. Как поддался он на уговоры сего ловкого мастера, зачем взял для перепродажи полсотни затейливых замков, сработанных за зиму в его мастерской?

С брезгливостью, словно поганую жабу, Шагид-Улла в который уже раз взял в руки тяжелый замок. Может, и не врал Авдул, что никто доселе не выковывал подобных? Шагид-Улла провел пальцем по рядам блестящих заклепок, опоясывающих вороненое тело коня, форму коего измыслил придать своему изделию искусный ремесленник, коснулся загнутого к железной гриве гладкого хвоста-дужки, подержал на ладони длинный ключ, с хитрою бороздкою на одном конце и с кольцом для удобного ношения на поясе – на другом.

– Нет, грех мастера хулить – искусно вещи сработаны!

Шагид-Улла горестно вздохнул, заворочался, погоднее размещая изрядные чресла свои в мягкой утробе просторного кресла. А мысли жгли, не давая угнездиться в покойном уюте:

«Сказано в священной книге, что аллах поможет тому, кто полагает на него упование. Почто же милостивый и милосердный не надоумил скудного разумом раба своего о близкой напасти? Почто не низринул, всещедрый, гнев свой на тех нечестивых сарайских купчиков, что приволокли нынче из утра по Волге обоз железного товара? Нашли, о всемогущий, злую ржу на те затейливые замки доброй ордынской работы, на которые дивится сейчас многоязыкий Ага-Базар! Не дай на склоне лет бесчестья правоверному мусульманину, ибо близок уже тот час, когда высекут каменотесы на последнем земном прибежище его: «Почитатель ученых, кормилец вдов и сирот, сын Мусы, золотых дел мастер Шагид-Улла».

Лукавил пред всевышним Шагид-Улла, ох лукавил! Не последние дирхемы выложил за неудачную сделку и милости у аллаха вымаливал по давно вкогтившейся в сердце бывшего ювелира хищной купеческой навычке – нигде не упускать возможную лихву. Грех жаловаться на судьбу владельцу самого крупного караван-сарая да нескольких лавок в торговом пригороде Булгара – Ага-Базаре! Однако недаром же сказано: «Не потушишь дерево – лес сгорит». А бывший золотых дел мастер, хитростью да удачей выкарабкавшийся из бедности, знает цену звонкой купеческой монеты. Ведает он также, что упущенное ныне наверстается не скоро. Ибо оживление, царящее сейчас на главном булгарском торжище, скоро пресечется долгой весенней распутицей.

А покуда гож еще санный путь, идут и идут в Ага-Базар купеческие обозы.

Каких только товаров не приходится взвешивать здесь мытным надсмотрщикам! Везут по Волге с севера немецкое да свейское оружие, русские меха, рыбий зуб да рыбий клей, а с юга – свои диковины: китайские шелка, шемаханские килимы, хорезмские сушеные персики, рис, кишмиш да винные ягоды. Да и своим добром тароват Булгар: выделанной кожею, пушниной, хлебом. Везут и везут на Ага-Базар усердные черемисские, башкирские, чувашские, мордовские да вотякские сабанчи воск, кур, гусей, мед в кадках, короба с сушеной и соленой рыбою. Немало в торговых рядах и добрых рукомесленных товаров. И в закатных странах, и на востоке слава идет о булгарских оружейниках, ювелирах, гончарах. Потому и спешат сюда разных языков торговые люди, и, когда распахнется Волга от долгого ледостава, и на малый часец не сыщешь у обширных вымолов Ага-Базара свободного места от ладей, учанов, ушкуев да иных прочих купеческих кораблей…