Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

Мудрый человек готов ко всему; он знает, как и когда надо уступить и смириться, он благодарен за все жизненные удовольствия, не злится и не хнычет при неудачах (и такое бывает, не всегда же одно везение).

Потом разве он не великий коллекционер? А коли так, то нельзя терять чувства уверенности и притом надо все время стараться, чтобы тебя не сбили с толку. Кавалер не задумывался над тем, сколь глубокие и сильные чувства он испытывал к Кэтрин или в какой мере она была необходима. Не задавался и вопросом, нуждается ли он в ком-то так же, как и в жене.

Коллекционеры и хранители коллекций нередко склонны к мизантропии без особого на то побуждения. Они согласно подтверждают, что да, их больше заботят неодушевленные предметы, нежели живые люди. Пусть других такое отношение шокирует — коллекционеров это не волнует. Они знают, что предметам можно доверять — те свою природу не меняют. Их привлекательность и очарование не приедаются. Вещи, разного рода редкости обладают непреходящей, присущей только им одним внутренней ценностью, в то время как ценность людей преходяща и зависит от того, насколько они нужны в данный момент другим людям. Коллекционирование придает самовлюбленности неуемную страсть, что всегда привлекательно, но одновременно настраивает других против страсти и заставляет ощущать собственную уязвимость. Оно порождает обделенных, которые с горечью переживают неудачи и стремятся обезопасить свою жизнь. Кавалер не представляет себе, в какой мере любовь Кэтрин помогала ему сохранять спокойствие и безопасность.

Он ожидал большего от своей способности к замкнутости и отчуждению, которая органически дополнялась особенностями его характера. Одной только замкнутости не хватало бы ему, чтобы справиться с горем. Нужно еще обладать и стоицизмом, под которым подразумевается, что нуждающийся в этом качестве действительно испытывает боль утраты. Он и не ожидал, что горе так сильно придавит его, что все вокруг сразу же померкнет. Лучом света казалась ему теперь любовь Кэтрин, когда этот луч угас. Ни слезинки не проронил он, и когда сидел у смертного одра Кэтрин и вынимал из ее одеревеневших рук свой портрет, и когда снова вложил ей в руки этот портрет, а она уже лежала в гробу. Хоть он и не плакал, все же его волосы (вмиг поседевшие), его лицо (ставшее еще более сухим и морщинистым) красноречиво говорили о внутренних переживаниях и неутешном горе. И тем не менее Кавалер не знал, как можно укорять самого себя. Он и так всей душой любил Кэтрин, был предан жене больше, чем того требовал укоренившийся обычай. И всегда был откровенен и искренен с ней.

Он присел у решетки для вьюнов и посмотрел на миртовую рощу. Как раз на этом месте Кэтрин потеряла сознание. Здесь она частенько сидела вместе с Уильямом. Раскидистая сетка паутины опутала отверстие на самом верху решетки. Отсутствующим взглядом Кавалер несколько секунд непонимающе смотрел на паутину, потом почему-то решил отыскать паука и в конце концов увидел его, неподвижно сидящим в дальнем углу плетения. Кавалер приказал слуге принести альпеншток, поднял его, дотянулся и смахнул всю паутину.

Письма Кавалера говорят о прочной, неподдающейся контролю меланхолии, целиком охватившей его. «Подавленность, тоска, вялость — как же утомительно писать эти слова — становятся моим уделом», — отмечает он. Кавалер не любил переживать несчастье слишком глубоко, но его встревожил тот факт, что он вообще перестает испытывать это состояние. Ему хотелось переживать, как прежде, но не слишком уж сильно и не слишком слабо (так же, как хотелось быть и не юным, и не старым). Он очень желал, чтобы ничто не менялось и все оставалось, как раньше.

«Вы бы меня теперь не узнали, — писал он Чарлзу. — Из жизнерадостного, энергичного, отзывчивого, еще совсем недавно интересующегося всем человека я превратился в существо, которому безразлично многое из того, что прежде радовало. Это совсем не значит, что и вы, дорогой Чарлз, теперь безразличны мне, как отнюдь не безразличны и многие другие. Это, скорее, охватившая меня апатия. — Он поднял перо и, перечитав написанное, добавил, стараясь как-то сохранить оптимистическую нотку: — Надеюсь все же, что апатия не является неизбежным и постоянным состоянием моей души».

Он задумал переиздать книгу про вулканы, снабдив ее рядом новых рисунков. «Но пока приходится воздерживаться, — сообщал он Чарлзу, — так как не могу преодолеть чувства усталости». Рассказывая о недавней поездке в Рим для приобретения новых картин, он писал: «Меланхолия не оставляла меня и там. Новые покупки дают мне мало удовлетворения». Про одно свое приобретение Кавалер сообщает более подробно: «Картина малоизвестного художника XVII века из Тосканы, отражающая скоротечность человеческой жизни. Замысел свой художник выразил исключительно точно, а мастерство исполнения — просто поразительно». Он без особого интереса, тупо посмотрел на картину, где при удачно выбранном ракурсе были искусно изображены цветы и зеркало, перед которым сидела и разглядывала себя полная неги молодая девушка. Впервые в своей жизни Кавалер не испытывал наслаждения от нового приобретения для пополнения коллекции.