Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

А что надевать в Англии, куда не ступала нога героя почти три года. Толпы восторженных почитателей, собравшихся приветствовать его в Ярмуте, куда он прибыл на пассажирском пакетботе, и глазеющих на него повсюду, где он останавливался со своими спутниками, пока добирался в карете до Лондона, ничего не знали, что их правители крайне недовольны героем и его поступками, совершенными за последний год. Они не читали газет, вышучивающих и развенчивающих триумфальные победы героя (в то время в стране читателей газет насчитывалось не более десяти тысяч). Не понимали они и разницы между неаполитанскими звездами и звездой кавалера ордена Бани, сверкающими на его парадном мундире.

Для простого народа он был самым великим героем Англии за всю ее историю. А для Фанни он по-прежнему был ее мужем. Вместе с дряхлым стареньким отцом героя она приехала в Лондон из провинции и, поселившись в гостинице на Кинг-стрит, ждала его уже более недели. Герой обнял отца от всего сердца, а жену — из чувства долга. Кавалерша по случаю встречи надела белое муслиновое платье свободного покроя, где по краю подола золотыми нитками были вышиты имя героя и титул герцога Бронтского. Она тоже обняла жену и отца своего любовника. Все вместе они сели в гостинице — отобедать — смотреть на них было больно. Супруга Кавалера рассказывала, как с ликованием кричали «Ура!» толпы народа и звонили колокола во время частых остановок по пути в Лондон, до которого они добирались целых три дня. Герой, надев на шею под рубашку миниатюрный портрет Кавалерши (это он сделает и потом, перед смертью), сидел мрачный. Еще больше он мрачнел, когда начинала говорить Фанни, выпячивая полные губы. Кавалер заметил выражение смятения и унижения, промелькнувшее на ее лице.

На следующий день, отправляясь в адмиралтейство, чтобы засвидетельствовать своё почтение коллегам и начальству, герой надел повседневную одежду: морской мундир, белые адмиральские бриджи с голубыми застежками под коленями, шелковые чулки с голубыми пряжками. И правильно сделал. Старые товарищи по оружию, оказавшиеся в адмиралтействе, собирались указать ему, что в последнее время герой стал слишком уж гражданским человеком, коли позволяет себе, в частности, нарушать военную форму одежды. Но, увидев его в подобающем виде, а главное, услышав предложения адмирала по организации обороны Ла-Манша, в случае если Бонапарт совсем свихнется и предпримет попытку вторжения, размякли и успокоились. Герой также заверил присутствующих, что он хотел бы вернуться как можно скорее на действующий флот. Но на следующий день он серьезно просчитался, заявившись ко двору на утреннюю аудиенцию у короля с челенгхом от турецкого султана на шляпе, с тремя звездами на мундире (орденом Бани и двумя сицилийскими звездами) и портретом неаполитанского короля в рамке, усыпанной драгоценными камнями. Неудивительно поэтому, что король Британии отнесся к нему холодно, обстоятельно не поговорил, а лишь коротко спросил о здоровье, а потом отошел и завел оживленную беседу с генералом С., длившуюся почти полчаса, объясняя ему, что армии надлежит играть более важную роль в войне с Францией. Британский монарх не признал сицилийский герцогский титул, и герою было прекрасно известно об этом. (Король признал титул только через два месяца, когда адмирал получил новое назначение и отплыл во главе эскадры одерживать очередные громкие победы.) Если бы монарх уделил герою минут десять, тот, вне всякого сомнения, не преминул бы рассказать его величеству о бесценной помощи, оказанной на благо Британии супругой Кавалера в Неаполе и Палермо, и попросил бы отметить ее заслуги и публично отблагодарить ее. Но ему так и не пришлось высказать похвалу в адрес женщины, которая, собственно говоря, и навлекла на него опалу. Не было при нем и благодарственного письма от дискредитировавшей себя неаполитанской королевы, которое поставило бы Кавалершу в еще более унизительное положение. Передай он это письмо королю, то тем самым подтвердил бы все наветы и пересуды, которые все и так считали правдой.

Газеты высказывали различные предположения относительно того, можно ли представлять супругу Кавалера королевскому двору, а когда Кавалер, безукоризненно одетый, появился там один, без супруги, начались всякие сплетни по поводу ее физического недомогания. Если кое-кто и догадался, что за полнотой Кавалерши скрывается беременность — «Ее превосходительство миледи достигла этих берегов как раз вовремя», — изящно подковырнула «Морнинг пост», — то все равно такая догадка была для околдованного общества менее скандальной новостью, чем утрата ею былой красоты. Далее газета писала следующее. ЦВЕТ ЛИЦА. Таким розовым и цветущим было лицо, что доктор Грэхем сказал бы: она сама богиня здоровья! (У этой шпильки двойной смысл: намек на беременность и напоминание о ее кратковременной работе полтора десятка лет назад в фешенебельной тогда клинике оздоровления и лечения импотенции, содержавшейся модным терапевтом.) ФИГУРА. Именно благодаря своей стройной фигуре она и прославилась, с этого и начался ее взлет, а теперь она так располнела, что утратила первоначальную красоту. ПЛАСТИЧЕСКИЕ ПОЗЫ. Ее превосходительство миледи приспосабливает одну из комнат под демонстрации своих пластических поз и намечает устраивать приемы с показом этих поз. Пожалуй, нынешней зимой это будет самым модным зрелищем.