Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

— Приговор будет приведен в исполнение немедленно, — объявил герой.

У живого трупа, неаполитанского адмирала, подмышки сразу же вспотели, его быстренько вывели на палубу, спустили в небольшой бот и отвезли к сицилийскому фрегату, там подняли на борт и мгновенно повесили. По приказу английского адмирала бренное тело неаполитанского адмирала раскачивалось на рее фрегата до самого вечера. И только когда июньское солнце село за горизонт, где-то около девяти часов, повешенного сняли с реи, привязали к ногам чугунные гири и, даже не завернув труп в саван, сбросили в воду. Он отправился прямо на морское дно.

По законам войны, герой не имел права аннулировать договоренность Руффо с республиканскими мятежниками, арестовывать и казнить старшего морского офицера бурбонских монархов или даже держать его на борту английского судна в качестве пленника, но то была даже не война. То была раздача наказаний.

— Жаль, что мы не можем повесить Руффо! — воскликнул герой, беседуя с Кавалером.

Тот порекомендовал ему действовать более осмотрительно. Еще оставались множество других пленных, по меньшей мере двадцать тысяч из них томились в казематах крепостей, в замках и государственных тюрьмах, пока их проверяли и решали, какое кому вынести наказание. Расправу на месте без суда и следствия теперь заменили юридически обоснованным убийством, а это вызывало немалую бумажную волокиту. В громадной каюте рядом с адмиралом постоянно находилась супруга Кавалера, составляла списки арестованных и отправляла их королеве для определения наказания.

«Мы восстанавливаем в Неаполитанском королевстве счастье и вершим добро для миллионов, — писал герой о своих деяниях, начатых в заливе на борту флагманского корабля в июне 1799 года, в письме к миссис Кэдоган, оставшейся в Палермо. — С вашей дочерью все в порядке, но она очень устает от всех дел, которыми вынуждена теперь заниматься».

Тогда Кавалерша не была занята, оказывая помощь герою или сочиняя по три раза за день письма королеве, она принимала неаполитанских грандов, приходящих выразить ей свое почтение и попросить передать их заверения в лояльности и преданности ее величеству королеве. «Я здесь заместительница королевы», — писала она Чарлзу.

К сожалению, Кавалер не мог претендовать на аналогичную роль. Он вряд ли имел право называть себя заместителем короля. Сам монарх писем не писал. Он, как сообщала королева своей «заместительнице», просто взял и уехал в один из загородных дворцов под Палермо и, хотя знал, что вскоре должен будет принимать депутацию своих преданных вассалов, распорядился не докучать ему какими-либо сообщениями из Неаполя.

— Но о чем все же думает король? — спросил совершенно серьезно герой Кавалершу.

— О том, как поразвлечься, — перевела она строчки из письма, полученного утром от королевы. Что касается короля, писала королева, то неаполитанцы для него все равно что готтентоты [73] В данном случае — протестанты. .

Вот еще несколько примеров.

Публичные казни на большой рыночной площади города начались в воскресенье седьмого июля, как раз накануне приезда короля.

Ни герой, ни его друг смотреть на казни не пожелали. И не потому что не были любителями подобных зрелищ, а просто не хотели проявить мягкость и жалость. Определенная дистанция отделяла их от осужденных.

И все-таки случались всякого рода неожиданности. Вот что произошло через два дня после начала казней и день спустя по прибытии короля из Палермо на сицилийском фрегате. Король сошел с борта корабля с высушенной лапой цапли в петлице в качестве талисмана от дурного глаза. Своей временной резиденцией он сделал апартаменты на английском флагмане «Фудроинт». Король, пыхтя и отдуваясь, с трудом вскарабкался по трапу на шканцы, чтобы пожаловаться Кавалеру на скукоту в Палермо в то лето, как вдруг его внимание привлекли громкие испуганные выкрики матросов. Он с любопытством подскочил к поручням, чтобы посмотреть, что же такое стряслось. Должно быть, очень огромная рыбина! А там, метрах в десяти за кормой, торчали из воды торс и голова с пеной в локонах волос его старинного приятеля адмирала Карачиоло. Он потихоньку плыл к судну, а впереди его мертвенно-бледного и полуразложившегося лица качалась на волнах его седая борода. Будь перепуганные матросы неаполитанцами, то непременно начали бы креститься. Король в ужасе осенил себя крестным знамением, выругался и побежал вниз. Кавалер разыскал его в тесном межпалубном пространстве, хныкающим и глупо хихикающим в окружении перепуганных камергеров и лакеев.