Дмитрий Дмитриев - Император-отрок. Историческая дилогия

– Жених? Ты – мой жених? – притворно удивляясь, воскликнула девушка. – Смеешься ты надо мною, смеешься! – укоризненно добавила она, а сама чуть не задохнулась от радости при неожиданном предложении Левушки.

Она чувствовала, что ее сердце готово было выпрыгнуть из груди; вся она всеми помыслами тянулась к Левушке, так как искренне полюбила его, но в этот момент на нее все же оказывали влияние предостерегающие слова бабушки Марины, и она решила проверить искренность любви к ней Храпунова.

Между тем он, услышав ее замечание, с недоумением, в котором слышалась и укоризна, воскликнул:

– Я?.. я смеюсь? Да что ты, Маруся?

– Разумеется, смеешься. Да разве женишься ты на убогой сиротинке?

– А ты одно скажи, Маруся: хочешь быть моей женою? По нраву ли тебе я? – И Храпунов страстно взглянул на девушку.

Этот взгляд яснее слов сказал Марусе, что ее милый действительно искренне любит ее. Ее глаза вспыхнули, лицо зарделось нежным румянцем, и она, потупившись, смущенно произнесла:

– Что спрашиваешь…

– Ты меня любишь, любишь, Маруся? Ведь так? – весь горя страстью, спросил Левушка.

– Люблю… Разве можно не полюбить тебя?

– А если так, то пусть перед Богом и перед людьми ты будешь моей невестой. Где твоя бабушка? Я и ей сейчас скажу об этом!..

– Она скоро придет… Милый, милый, вижу, любишь ты меня честною любовью. А все же скажу, Левушка: не спеши на мне жениться. Обдумай, пара ли я тебе. Ведь ты меня совершенно не знаешь… Кто я? Чья дочь?

– Я люблю тебя, Маруся, и этого довольно. Нет, голубка, свадьбу откладывать я не буду. Правда, про наш союз до времени никто не будет знать – на царской службе я, и многое еще мне и на ней, да и в родной семье устроить надо, чтобы нам своим домком открыто да свободно зажить можно было, но мы все-таки повенчаемся где-нибудь в подмосковной церкви.

– Боюсь я, Левушка, этой спешки!

– Чего же медлить? Ты меня любишь, я тебя тоже, нам суждено принадлежать друг другу. Недели через две и будет наша свадьба. Откладывать надолго и нельзя, Маруся! Наш государь в Москве пробудет недолго: после венчания с княжной Екатериной он решил со всем двором в Питер ехать, и мне тогда придется тоже ехать…

– И меня, Левушка, с собою возьмешь?

– Неужели здесь оставлю? Уж и заживем же мы с тобою! Счастье-то, счастье какое у нас будет! – с увлечением проговорил молодой офицер и крепко обнял Марусю.

Однако девушка ловко выскользнула из его объятий и, вся вспыхнув, проговорила:

– Тороплив ты очень, Левушка. Ведь я еще – не жена тебе.

– Скоро и женою будешь.

– Тогда и обнимай, а пока… – И Маруся шаловливо сделала «нос» своему Левушке.

Он весело засмеялся, любовно глядя на девушку, а затем стал собираться уходить.

– Пора мне, Маруся.

– А ведь ты хотел бабушку дожидаться?

– Спешить мне, голубка, надо. Завтра приду и с твоей бабушкой переговорю о нашей свадьбе.

– Приходи, голубчик, буду ждать! А сегодня я провожу, Левушка, тебя. Уж очень не хочется мне расставаться с тобою!

– Ох, Маруся, лучше не ходи… Как же одна ты будешь возвращаться?

– Ведь не поздно, да и провожу я тебя недалеко, а может, и бабушку мы встретим.

Храпунов и Маруся вышли из хибарки, которую девушка заперла на замок.

На дворе был небольшой мороз. Только что настал вечер, и луна величаво выплыла из-за облаков, отражая бесчисленными бриллиантами свой свет на мерзлом снегу.

Влюбленные в разговоре и не заметили, как, пройдя глухой переулок, вышли на Большую Тверскую улицу. Вечер был заманчив, погода располагала к прогулке; Марусе не хотелось возвращаться домой, и она решила еще немного проводить жениха.

Пройдя несколько по Тверской, они услыхали сзади себя конский топот, веселый крик и, быстро обернувшись, увидали бешено скакавшую тройку лихих коней, запряженных в дорогие сани. В них сидел подгулявший князь Иван Долгоруков; он не то пел песню, не то так кричал, сам не зная зачем.

Эта неожиданная встреча была очень неприятна Храпунову: он знал дикий нрав князя Ивана Алексеевича в те моменты, когда тот предавался разгулу. Тогда князь Иван Алексеевич не знал удержу своему самодурству и, так как очень любил женское общество, не давал прохода ни одной приглянувшейся женщине или девушке, несмотря на то что они были совсем незнакомы ему. Немало проделок такого рода числилось за ним, но все сходило ему с рук ввиду исключительной близости к императору. Левушке все это было известно; он испугался за свою Марусю – за то, что князь Иван может причинить ей обиду, а потому, обращаясь к своей спутнице, быстро проговорил: