Олег Капустин - Нефертити. Роковая ошибка жены фараона

— Угу-угу! — закричал, подражая обезьяне, Туту и начал так ловко подпрыгивать, изображая звериные повадки, что его повелитель захохотал. Улыбнулась и Нефи.

— Это не царские покои, а какой-то проходной двор, — махнула рукой главная жена правителя Египта и, зевая, обнажённая, пошла принимать ванну в соседнюю комнату.

Вскоре брадобрей проворно побрил подбородок и голову Хеви, и сейчас же один слуга стал пудрить ему лицо, а другой подкрашивать веки и ресницы. Тем временем рядом с ним уже появилась готовая к выходу Нефертити. Она поджала красивые губы, посмотрела с вызовом на вялого и бледного мужа и негромко проговорила:

— Ты только час назад лёг в постель. Опять эти оргии. Хочешь своего отца превзойти? Так он хоть вино хлещет, а ты нюхаешь и глотаешь разную аравийскую дрянь.

— Прости, милая, — заплетающимся языком ответил Хеви, — я виноват перед тобой. Но не говори мне про моего отца, я не хочу ничего слышать о нём.

Его шатало от слабости, когда он вынужден был встать со стульчика. Слуги надели на него расшитые золотом набедренную повязку и передник. Голый продолговатый череп покрылся капельками пота.

— Опять с тобой были эта мерзкая танцовщица Кия и твой поросёнок Туту, готовый на любую подлость? — продолжила Нефи. — Разве ты не понимаешь, что они просто тебя используют, потакая всем твоим порочным наклонностям? Если так дальше пойдёт, то ты сам себя в саркофаг загонишь. Опомнись, ведь тебе всего двадцать два года, а ты выглядишь, словно тебе перевалило за сорок. Хочешь умереть раньше своего распутного папочки? Возьми себя в руки, Хеви, ты же можешь это сделать, если пожелаешь. Ты сильный и умный, так напряги же свою волю, не раскисай!

— О, как ты права, моя дорогая, любимая Нефи! — воскликнул, как всегда, эмоционально Хеви и вдруг кинулся на колени перед женой, обхватывая худыми, костлявыми руками её бёдра и пряча вытянутое бледное лицо с трясущимися белыми губами в её колени. — О, как ты права, моя ненаглядная! — застонал надтреснутым, срывающимся на высокие пронзительные интонации голосом молодой фараон, словно жалкий фигляр на подмостках в базарный день или молоденький жрец на торжественной праздничной службе.

На окружающих, однако, это не произвело особого впечатления. Все уже давно привыкли к неожиданным выходкам нового повелителя Египта. Двое слуг, улучив момент, проворно напялили парик на его длинный яйцеобразный белый череп.

Хеви-младшего после оргий, во время которых он, одурманенный наркотиками, хлестал с остервенением плёткой девиц-танцовщиц и затем совокуплялся с ними, с наслаждением чувствуя, как они бьются под ним от боли, мучило чувство вины перед обожаемой супругой. С ней он не мог себе позволить все те мерзости, которым предавался с диким неистовством два-три раза в месяц. Хеви сам себя стыдился, но отказаться от порочных удовольствий уже не мог. Поэтому-то он бурно и страстно погружался в раскаяние, чувствуя в глубине своей тёмной души, что от унижения перед боготворимой им Нефертити получает очередное наслаждение.

Однако пора уже было идти в храм. Специальный слуга постучал бронзовой булавой по медной доске, висящей в коридоре, и громко провозгласил:

— Наш единственный бог, Атон, готов появиться из-за горизонта! Спешите все встретить его с почтением! Нет бога кроме Атона, а наш повелитель — посланник его на земле!

Гулкое эхо от этих возгласов прокатилось по многочисленным сумрачным коридорам и залам дворца. Царственная чета поспешно зашагала по крытой галерее, соединяющей дворец с храмом. Её шаги гулко отдавались эхом под высокими деревянными перекрытиями. Молодые люди прошли в предрассветном полумраке по шести тянувшимся с запада на восток открытым дворам, расположенным анфиладой. В храме не было крытых залов, чтобы солнечные лучи свободно могли проникать в них. В последнем зале находилось святилище Атона. Там же громоздился и огромный алтарь из красного, отполированного до блеска гранита. Перед ним вся процессия привычно остановилась. Между двумя огромными, стоявшими по бокам алтаря колоннами, украшенными иероглифами, прославляющими бога, над низкой стеной был виден верхний край жёлто-серых гор, над которым алело предрассветное небо. Все замерли. Наконец оранжево-красная кромка солнца показалась на горизонте. Туту, одетый в роскошную алую тунику, подал своему повелителю кривой нож с широким бронзовым лезвием, взял из стоящей рядом корзины белоснежного лебедя и поднял его над алтарём. Ему помогали двое слуг. Хеви взмахнул ножом и перерезал птице горло. Кровь хлынула на алтарь. Раздался торжественный звон литавр и бой барабанов. Вереницы жрецов в алых одеяниях понесли на золотых и серебряных подносах жертвоприношения великому богу. Вскоре первые солнечные лучи заиграли на горах фруктов и овощей, на тарелках с жареным мясом и рыбой, на графинах с лучшими винами, громоздившихся на многочисленных алтарях по всему святилищу.