— Да, я так и думал, что все эти выдумки с новым богом добром не кончатся для бедного дурачка, — проговорил Суппилулиума, когда князь закончил рассказывать и отвалился от стола на высокую спинку кресла, рыгая от удовольствия. Блюда на столе хеттского царя были грубоваты, но вкусны.
— Я тоже так предполагал, ваше величество, когда видел то, что творилось на моих глазах. Но, откровенно говоря, я никак не ожидал такого стремительного развития событий, — с трудом проговорил наевшийся до отвала Нури.
— Это как с большим нарывом, который долго наливался гноем, а потом в один миг, когда его слегка задели, лопнул. Не надо было страну доводить до такого состояния. Но это все пустые разговоры. Давай-ка лучше выпьем за мой победоносный поход до самого устья Большого Хапи. Теперь все эти земли мои. С малолеткой на троне нечего считаться, а у царицы Нефертити нет войск нас остановить. Да и не до этого ей сейчас, порядок бы в стране навести. Бабе не позавидуешь. — Царь хеттов осушил кубок вина и встал из-за стола. — Объявляйте сбор в поход! — крикнул он свите, сидящей на скамьях у стола в конце зала.
— Как, прямо сейчас? — Князь Дамаска вытаращил от удивления глаза.
— Конечно, сейчас! — рявкнул царь. — «Железо куют, пока оно горячо» — вот моя любимая поговорка. Только хетты могут ковать этот благородный металл, из которого делают сверхпрочные клинки» {79}. Мы ведь не изнеженные египтяне, нам надо спешить завоевать мир. А для Египта уже всё позади! — Суппилулиума стремительно вышел на крыльцо, где его уже ждала колесница.
Когда осоловелый после сытного обеда Нури возвращался в порт, он остановился на холме возле города, с удивлением и даже с испугом глядя на хеттские войска, несущиеся на бесчисленных колесницах по пыльным извилистым дорогам вдоль морского побережья.
— Да, этих ненасытных дикарей не остановишь! — поёжился князёк. — Какой же я в своё время сделал правильный выбор!
Через две недели голова царя Риб-адди уже торчала на колу посреди центральной площади Библа, где размещался базар — подлинное сердце восточного города. Но в старейшем граде, финикийском по сути дела, ничего не изменилось. Только вместо египетского гарнизона в цитадели обосновался хеттский. А жизнь приморского городка продолжала бурлить так же, как и прежде. Приходили и уходили торговые караваны из стран Азии, отплывали финикийские корабли из порта, чтобы бороздить все известные на то время моря. Главный базар Библа шумел не умолкая весь день, и жители, спеша по своим будничным делам, равнодушно проходили мимо головы бывшего властелина.
Десять лет пролетели быстро. Так же быстро вырос и фараон Тутанхамон. Из тихого мальчика он превратился в решительного юношу. Танхи, как его звали близкие, постепенно стал проявлять всё больше самостоятельности не только в обычной жизни, но и в государственных делах. В придворном бытии, полном, как всегда, склок и отчаянной скрытой борьбы, опять наступал тот критический момент, когда период напускного и неискреннего, но всё же относительно мирного сосуществования противоположных политических сил должен был быть нарушен открытой и ожесточённой схваткой за власть. Это хорошо понимали все, кроме молодого фараона, который наивно хотел начать осуществлять собственные мечты о великих походах в дальние страны по примеру его знаменитых предков. С детских лет Танхи обожал слушать рассказы, повествующие о том, как фараон Тутмос Третий прошёл сквозь все страны Азии с огнём и мечом и вышел на берега огромной реки, текущей наоборот. Там он сразился со слоном и основал на месте сражения крепость, контролирующую все торговые пути.
Настал наконец-то момент, когда детские мечты не просто могли, а должны были обязательно стать явью. Зачем тогда вообще быть фараоном? О своих решительных намерениях перед предстоящим заседанием государственного совета рано утром и рассказал молодой правитель своей жене Анхесенпаамон, или Хеси, как её звал муж и другие родственники. Они гуляли утром по саду в тени длинного коридора из винограда, обвивающего крупные деревянные решётки.
— А ты, Танхи, посоветовался с мамой? — спросила Хеси, за руку останавливая мужа и поворачивая к нему свою очаровательную головку в красивом парике, украшенном бирюзой и золотом.
Фараон резко повернулся всем корпусом. У него были сросшиеся позвонки на шее, и он не мог ею вращать так, как это делали обычные люди.
Читать дальше