Сергей Булыга - Золотое дело

– А дальше? – сразу же спросил Агай.

– А дальше я отрезвел, – сказал Маркел. – А ещё дальше я совсем проснулся, уже снова в хоромах. Там мы ещё немного попировали, а после мне дали лодку, и я поплыл куда мне было надо.

– Побожись! – сказал Агай.

Маркел перекрестился. Агай внимательно посмотрел на него, ещё немного подумал, а после спросил:

– Так это не ты ли на Ермаковой могиле татарского шамана саблей бил?

– Бил, да! И убил! – сказал Маркел.

– Нет, не убил, – с улыбкой возразил Агай. – Ты убежал тогда, а он поднялся и велел, чтобы за тобой не гнались. Ты, он сказал, сам к своей смерти прибежишь. Тебя, он сказал, убьёт Золотая Баба.

Услышав такое, Маркел онемел. У него язык к нёбу прилип! Но он всё же сдюжил, сглотнул ком и воскликнул:

– Брешешь ты! Ничего он тогда не сказал бы! Я же убил его! Я…

И дальше не смог говорить, замолчал. Агай усмехнулся и спросил:

– А про Золотую Бабу тоже брехня? Ты разве не к ней сейчас собрался? К ней! И вот она теперь тебя убьёт!

Маркел аж зубами заскрипел от злости, кинулся вперёд, к Агаю, схватил его за плечи, колотнул как грушу и спросил:

– Кто тебе сказал об этом?! Откуда ты это знаешь, куда меня послали?!

– А это всё вон оттуда, – ответил Агай и указал на печурку, в которой плясал огонь.

Маркел отпустил Агая, обернулся на печурку, ничего такого особенного не увидел и сказал уже почти уверенно:

– Брехня! Навьи чары! – И перекрестился, и уже почти спокойным голосом спросил: – Кто она такая, чтоб меня убить?!

– Ей скоро тысячу лет, – сказал Агай, – а она молодая на вид. Она вся огнём горит, она из золота. Она тоже вот так сидит перед огнём, люди носят ей ясак и спрашивают, как им быть, а она им отвечает. И как она им скажет, так они и делают, потому что эта Баба им как князь или даже как вам бог.

– Но-но! – строго сказал Маркел. – Бога не смей поминать, нехристь! А лучше сразу прямо говори, где ваша Баба прячется.

– Мне про это говорить нельзя, – сказал Агай.

– Тогда я велю тебя пытать, – сказал Маркел. – Тебя на дыбе уже поднимали или ещё нет?

– Уже поднимали, – ответил Агай.

– А на спицы тебя ставили?

Агай усмехнулся и ответил:

– Ещё нет. Но, думаю, я и на спицах тебе ничего не скажу.

– Почему?

– А зачем мне говорить? Что вы ещё у меня отнимете? Отнимать у меня уже нечего. Княжество у меня было, семь городков. Спалили! Войско у меня было, сто отыров и семь сотен ляков, всех побили. Жёнка у меня была, убили. Брат Косялим у меня был, убили. И сына Азыпку убили. А дочку нет, дочку чужим отдали, теперь она у князя Игичея в девках, он даже замуж брать её не стал, так просто тешится. Один я остался, и Максим Строган меня не слушает, смеётся надо мной. Зачем мне такая жизнь? Вели сразу казнить!

Маркел задумался. Агай смотрел на огонь. Маркел утёр губы, сказал:

– Ладно. Не хочешь ничего про Бабу говорить, не надо. Я её сам найду, закую в железа, сюда привезу и тебе покажу.

Агай тихо засмеялся, а после опять стал серьёзным, сказал:

– Я тебя предупредил. После на меня не сетуй!

Но Маркел только махнул рукой, развернулся и вышел. После спустился вниз, там Шпоня у него спросил, всё ли у Агайки по добру. Маркел на это промолчал, а только утвердительно кивнул и пошёл к воротам.

За воротами его ждал Филька. Маркел был зол как чёрт, Филька это сразу почуял и не стал ничего спрашивать. Так они всю обратную дорогу прошли молча, Маркел поскрипывал зубами, думал, что лучше бы он не ходил туда. Хотя, тут же утешливо подумалось, почему он должен верить, что этот шаман тогда остался жив и такую гадость ему нашаманил?! Он же шамана саблей разрубил, он это своими глазами видел. Р-раз – и пополам его! Вот как оно было. А теперь Агайка-пёс хочет его запутать, запугать, но мы-то знаем, что всё это ложь. Вот только откуда, думалось, Агайка мог узнать, куда и зачем Маркела посылают? И эта мысль не давала покоя, Маркел шёл скорым шагом и помалкивал, Филька опять чуть поспевал за ним.

Как только Маркел вернулся домой (а Филька остался во дворе), Параска сразу вышла из-за занавески и спросила, как сходилось.

– Сходилось хорошо, – сказал Маркел. – Допросил я этого Агая, поставил к кресту.

– Так он же некрещёный! – удивилась Параска.

– Перед Богом все равны, – строго сказал Маркел. – И он крест целовал и не кривил, поведал всё, что знал. Сказал, что Золотая Баба – это никакая не царица и даже не обычная живая баба, а деревянный чурбан золочёный, идолица, и никакой в ней силы нет, а есть одно только людское смущение. Тёмный вогульский народ к ней ходит, подносит ясак и перед ней его сжигает на костре, и всё.