Денис Блажиевич - Угличское дело [СИ]

Первой женой Ивана Грозного стала Анастасия Романова, и это событие помимо всего прочего стало символом нового времени. Царь, уже самый настоящий венчанный царь, искал себе надежную опору внутри собственного государства. Ведь прямо в воздухе висела его с виду бесконтрольная власть. В разряженном воздухе аристократосферы. Он положился на вторых. Тех, что позднее назовут дворянством, и Романовы были лучшими из этого тогда молодого сильного энергичного племени. Это был правильный брак, и они любили друг друга. Анастасия до поры до времени смиряла те злые черные силы, какими была доверху заполнена его, с самого рождения, истерзанная хворая душа. Когда Анастасии не стало, некому было больше противиться, а сам царь не мог. Чумой стал на троне и заразил всю страну страхом и ужасом.

Романовы смогли удержаться в самое черное время. Они не высовывались. Были верными родственниками, а после смерти царя Ивана в 1584 году, Никита Романов стал одним из тех, кому было поручено опекать и наставлять царя Федора. В Регентском совете Никита Романов дядя царя и Борис Годунов шурин царя соединились против Мстиславских, Шуйских и Бельского. Через Романовых Годунову удалось укрепиться и стать, по сути, единоличным правителем. Бельский был сослан. Мстиславские и Шуйские разгромлены. После смерти Никиты Романова главой рода стал Федор Никитич. И тяжко ему бы пришлось обеспечить будущее фамилии и малолетних братьев. Если бы не было у него верного и мудрого человека полностью преданного клану. Такой человек у Федора Никитича был.

Суббота Зотов сильный и высокий мужчина с толстой, как слоновья нога, шеей и пепельным окрасом короткой бородки. Он тяжело топал по извилистым переходам романовского терема. Все благоразумно пряталось и затихало, услышав тяжелую поступь дядьки Федора Никитича. Вдруг на пути Субботы возникла съежившаяся фигура растерянного мальчугана. В трясущихся руках деревянный ковшик. Суббота навис над бедным романовским служкой. Мальчик немо хватал воздух ртом.

— Ты чего, малец?

— Воду несу… Воду просили. — бормотал мальчишка.

— Ну… Дай пройти.

Малец с трудом разбирал чего от него хотят, а Суббота улыбался.

— Пройти то дашь?

Малец резво отошел в сторону.

— Ну беги, беги.

Малец пошел по переходу, стирая со лба холодный пот. Вдруг он взлетел, получив мощный пинок, и ударился о стену. Заплакал немо, не дай бог услышит.

А Суббота и не думал. Сказал рассудительно.

— Не со зла, малец. Для порядку.

Суббота окинул грозным взором, запертые но всеслышащие двери. Ударил ногой в первую попавшуюся.

— Всех вас мышей. Всех насквозь.

Суббота двинулся дальше. Тяжелая низкая дверь. Перевел дух. Что-то изменилось в его лице. Теперь он пытался выглядеть слугой.

Суббота вошел в красиво разрисованную комнату с набранным полом. Он поклонился Федору Никитичу молодому гибкому широкоплечему красавцу.

— Что? — спросил встревоженно Федор Никитич.

Суббота остановился в углу перед иконами. Истово и жадно перекрестился. Потом повернулся.

— Гонец от правителя. К себе требует.

Федор раскинул руки крестом.

— Елданко. Тащи вериги.

Открылась маленькая дверь. В нее втиснулся заспанный толстый холоп. Чесал мягкое брюхо. Едва увидев Субботу мгновенно преобразился. Резвел и худел на глазах.

— По полному чину, княже?

— Все что в печи на стол мечи. В Кремль еду.

Елданко пропал за дверью.

— К обеду поспеешь. — сказал Суббота.

— Дело… У Бориса, Швырев Мишка сказывал, стерляди пуховые. И к девкам от него на Лубянку ближе.

— На Лубянке черти живут. В бабах срамных, как в избах. Кто зайдет того в пекло тащат.

Федор засмеялся.

— Не бойся, Суббота. Это если засиживаться долго.

В дверь протиснулся Елданко с кипой одежды на руках. С превеликим почтением стал наряжать Федора. Суббота любовался воспитанником, так что в глаз слеза полетела.

— Женить тебя пора. Обещал я твоему батюшке. Может, правитель затем и зовет. Ах, как было бы… У Стрешневых такая ягодка наливается… По Романовскому роду. Царица.

— Откуда знаешь? Видел?

— Кто боярскую девицу мне покажет. Да мне и видеть ее незачем. Все что надо я и так знаю. Батюшка ее окольничий. Под Быстрицей воеводой левой руки был. Сел у них и выпасов. Да соляных ям да казны денежной и рухляди полневой… Как при всем том красивой не быть?

— Соляные ямы… Тогда точно красавица писаная. Только не даст мне Борис дозволу. Я бы не дал. Князю Василию Шуйскому уже и сорок, а все холост.