Виктор Поротников - Василий Буслаев

После сбивчивого рассказа Потани на лицах Людовика и Элеоноры появилось выражение сочувствия. С таким же видом сидели за столом германский король и его рыжебородый племянник, которые сами недавно узнали об этом несчастье Василия.

– Мы отомстим сарацинам за их злодеяния, – с пафосом произнес французский король. – В моем войске двадцать шесть тысяч воинов, и каждый из них жаждет омыть свой меч кровью безбожных сельджуков. С нами Бог и Святой Крест!

Воодушевленные грозным голосом Людовика, французские герцоги и бароны дружно подхватили клич короля. К ним присоединились и немецкие рыцари. Обильные возлияния раззадорили тех и других. Хор воинственных голосов далеко разносился из королевского шатра, демонстрируя единство христиан-крестоносцев.

Вечером, оставшись в палатке наедине с Потаней, Василий завел с ним необычный разговор.

– Помнишь, я рассказывал тебе о том, как волховица гадала на мое будущее, – молвил Василий. – Я выспрашивал у нее, прославлюсь иль нет, а она мне все про напасти грядущие толковала. С ее слов выходило, что недолог будет мой век и проведу я его в бесплодных метаниях, в погоне за призраком славы. Не так уж много времени прошло с той поры, но некоторые из пророчеств волховицы уже сбылись. И одно из них то, что суженая моя мне не достанется.

Потаня, плавно водивший брусочком наждака по лезвию меча, оставил свое занятие и посмотрел на побратима.

– Я раньше думал, что всякий сильный духом человек волен сам вершить свою судьбу, – продолжил Василий, – но, по словам волховицы, да и на деле выходит, что это не так. У каждого человека с самого рождения предопределена его жизненная дорога. Иными словами, кому суждено умереть от копья, тот не утонет. А ежели я не хочу быть соломинкой в стоге, который вот-вот подпалят! Что же мне делать, друг Потаня?

Потаня отложил меч и задумчиво покачал головой, перевязанной на лбу тесемкой, чтобы волосы не падали на глаза.

– Извечный вопрос задаешь, Вася, – негромко промолвил хромец. – Не смертными людьми создан сей мировой порядок, и существование всего живого в нем предопределено свыше. Иной, более могучий Разум вершит судьбы не токмо отдельных человеков, но и целых народов. Божиим провидением возникают и рушатся царства, прославляются и уходят в небытие великие государи. И порядок сей нерушим от века и до века.

– Это я уже слышал от монаха Кирилла, – отмахнулся Василий. – Помнится, я спорил с ним, приводя примеры из древности, когда жили и сражались поистине непобедимые полководцы, схожие своим могуществом с бессмертными богами. Чего стоил один Александр Македонский!..

– Ну и где он теперь? – усмехнулся Потаня. – Где завоеванная им держава?

– Верно подметил, брат. – Василий посмотрел в глаза Потане. – Давным-давно нету ни самого Александра, ни завоеванного им царства. Однако слава сего воителя жива и поныне! Этого ты не станешь отрицать?

– Не стану, – согласился Потаня.

– Стало быть, не станешь возражать и против того, что Александр сам вершил свою судьбу?

– Это окружавшим Александра людям и последующим потомкам казалось, что это так и есть, – мягко возразил Потаня. – На деле же и в судьбе великого Александра все было предопределено заранее, иначе он не умер бы в тридцать лет.

– Пойми, Потаня, дело не в краткости жизни, а в величии деяний! – горячился Василий. – И я согласился бы умереть молодым, лишь бы меня помнили многие поколения людей. Вот о чем я толкую.

Потаня пристально взглянул на Василия.

– Ты разочаровался в крестовом походе?

– Я разочаровался в вождях крестоносцев, – ответил Василий. – Не по плечу им это дело. И в Новгороде, и в Царьграде, и в крестоносном войске я чувствую себя маленьким человеком, зависимым от бездарных и никчемных людишек, называющих себя боярами, вельможами и королями. Не дают мне развернуться с моим честолюбием!

– Выйти из безвестных во всенародно знаменитые всегда было трудно, – заметил Потаня. – Может, тебе стоит попытаться не ратными подвигами славу себе добыть, но как-нибудь иначе?

– Как же иначе, Потаня? – с недоумением промолвил Василий. – Да и поздно мне на попятный идти. Сам знаешь, обет я дал. Придется мне с сарацинами сражаться, покуда до Иерусалима не доберемся.

– В Священном Писании сказано, что пророчество не может быть произносимо по воле человеческой, но изрекать его может лишь святой Божий человек или священник, движимый Духом Святым, – сказал Потаня, дабы хоть как-то утешить Василия. – Вполне может быть, что не все сказанное волховицей сбудется.