Валерий Поволяев - Северный крест. Миллер

Старик поддел Арсюхино тело, как охапку тяжёлого перепревшего навозу, и отшвырнул его в сторону.

Арсюха, разбрызгивая кровь, вскрикивая тяжело, кубарем покатился по полу. По дороге ногой зацепил приклад винтовки, и трёхлинейка свалилась на него, штыкам всадилась в ногу, разрезала фасонистые Арсюхины клёши.

Старик подошёл к Арсюхе, нагнулся над ним и проговорил беззлобно:

— Дурак ты!

Арсюха находился в сознании. Морщась от боли, он застонал и потянулся к винтовке. Старик прорычал что-то про себя, ногой отбил Арсюхину руку, потом, примерившись, всадил ему вилы в грудь и неспешно перекрестился:

— Прости меня, Господи, грешного... Не хотел я этого червяка убивать. Но пришлось, иначе бы он не отдал монастырскую кассу.

Из круглого Арсюхиного живота с шумом выпростался воздух, в комнате запахло навозом.

— Прости меня, Господи, ещё раз, — пробормотал старик, выгреб из Арсюхиного кармана остатки денег, потом, ловко ухватив тело за ногу, поволок его на улицу.

На улице было тихо — ни единого выстрела. Впрочем, голосов человеческих тоже не было слышно, всё замерло. Старик отволок Арсюху в кусты, бросил его там. Хотел было извлечь из карманов убитого всё, что в них было ещё, но с брезгливой гримасой махнул рукой:

— Всё это — сатанинское. И деньги сатанинские, ворованные, с чистыми монастырскими деньгами их мешать нельзя. Грех.

Летняя дорога из Архангельска в Онегу этим летом бездействовала, в нескольких местах она ушла в болото, казалось, провалилась в преисподнюю, в заросших кугой низинах квакали лягушки, шипели расплодившиеся в невероятном количестве гады — на каждой кочке, на каждом маленьком взгорбке грелись змеи... И вообще, дороги здесь бывают надёжными только зимой — проложенные по озёрному льду, по топям и целине, санные колеи действуют с середины декабря до середины апреля — устойчивые, бесперебойные, они не требуют ни ухода, ни ремонта... А летом — беда. Летом посуху до многих мест просто не доберёшься — только водой.

Поэтому, не дожидаясь, когда вернётся экспедиция с Кож-озера, в Онегу из Архангельска отправили отряд, только что созданный Марушевским, — отправили по морю.

Во время очередного сеанса связи с миноноской — связь по-прежнему была худая, но в часы морских отливов эфир словно очищался от лишних звуков, вместе с пеной и грязью уползала всякая накипь, и с миноноской можно было связаться по радио... Впрочем, связь эта зависела от лунных течений, ветров, магнитных колебаний Земли и настроения радистов, так что на самом деле шансов связаться с каким-нибудь объектом было меньше, чем шансов не связаться.

Миноноска получила указание немедленно следовать в Онегу, в город, поддержать огнём высадившийся архангельский отряд и вообще подсобить ему своим присутствием, ведь корабли умеют одним своим видом наводить страх на берегу. Лебедев снял с рук перчатки, подержал перед лицом радиограмму и швырнул её на стол:

— У меня же двое людей ушли с отрядами в монастырь...

— Придётся оставить их в отрядах, — с сожалением проговорил Рунге. — Когда Слепцов с Чижовым возвратятся — вернут нам наших мореманов. — Ямочка на подбородке Рунге покраснела.

— Дайте команду поднять якорь, — сказал ему Лебедев, — идём в Онегу.

Через полминуты корпус миноноски задрожал — внутри, в глубоком чреве, заработала машина, шевельнулись, трогаясь с места, стали вращаться шестерни, втягивая в корабельное нутро тяжёлую якорную цепь. Вскоре неуютные онежские берега стали тихо уползать назад.

Офицеры собрались в кают-компании: наступило время обеда.

— Что хоть за люди, которых мы оставили на Коже? — спросил Лебедев у старшего офицера. — Одного я знаю — сигнальщик. А второй?

— Сигнальщика-то как раз и жалко — очень толковый мужик. А второй — так себе, — Рунге не выдержал, поморщился, как будто на зуб ему попало что-то твёрдое, — даже если мы и потеряем его — горевать не будем. А первого — жалко.

Лебедев достал из прикрученного к стенке шкафчика из-за блестящей проволочной оградки большую чёрную бутылку.

— У нас сегодня на обед — мясо, — сказал он. — Это вино будет в самый раз к жареному мясу.

На бутылке красовалась большая красная этикетка, Рунге вытянул голову и прочитал:

— «Кюве Парти-Кюльер». Красное вино, изготовленное в долине реки Роны. Дорогое, между прочим.

— «Кюве Парти-Кюльер» — одно из лучших вин Франции. — Лебедев прочитал, переводя текст с французского на русский: «Вино изготовлено из винограда сорта «Сира», имеет темно-рубиновый, почти непрозрачный цвет. Обладает сложным ароматом засахаренных фруктов — сливы, вишни, а также пряностей, кожи и сухой листвы». Вона! — Лебедев в восхищенном жесте поднял указательный палец. — Кожи и сухой листвы. Интересно, какую кожу имели в виду господа французы? Опоек, шевро, козлину, хром? — Он приподнял бутылку. — «Вкус имеет насыщенный, интенсивный, с округлыми и мягкими танинами. Подаётся к блюдам из красного мяса и дичи». Что ж... Нам кок сегодня как раз собирается подать красное мясо.