Валерий Поволяев - Северный крест. Миллер

— Уж не приревновал ли ты меня?

— Ни в коем разе. Такое чувство, как ревность, мне неведомо.

— Жаль! — только и сказала Аня.

— Вуаля! — Митя печально усмехнулся.

У французов, как успел заметить Глотов, есть два любимых слова — «вуаля» и «алер». «Алер» — в переводе на русский — «значит», «вуаля» — «вот». Всякий ответ на любой, даже самый непростой вопрос французы начинают со слова «алер», заканчивают же пресловутым «вуаля». У этого слова есть не менее сотни разных психологических оттенков — и радость, и досада, и неверие, и восхищение, и жалость, и восторг, и удовлетворение, и любовь, и злость, и ирония, и нетерпение, и испуг. Специалисты вообще считают, что сотня оттенков — это мало, слово это имеет несколько сотен оттенков — едва приметных, нежнейших, с лёгкими переходами от одного психологического тона к другому.

— Вуаля! — Аня тоже усмехнулась. — Я хочу есть.

— Пошли в «Ле Аль», — предложил Митя.

— В «Ле Аль» ещё рано, — с сомнением произнесла Аня, — туда ранее десяти часов вечера вообще нет смысла ходить.

«Ле Аль» или, иначе говоря, «Чрево Парижа» — огромный привоз, куда ночью стекаются деликатесы со всего мира — пряности из Индии, авокадо из Марокко, манго из Танганьики, баранина из Арса, маслины из Александрии, лангусты из Австралии, сардины из Португалии, сельдь из Исландии, говядина из Испании, осьминоги из Египта, ананасы из Сингапура, икра из России, виноград из Шампани, сыр из Руана — эта огромная машина шумно вздыхала, отпускала и принимала товары, шевелилась, работала только ночью. И именно из ресторанов сюда приезжали повара и прочие специалисты по ублажению желудка, закупали тут наисвежайшие продукты — они хорошо знали, что вчерашнюю тухлятину здесь не продадут, на громоздких трофейных «Магирусах» прибывали приказчики из модных гастрономов, а на хозяйских шестицилиндровых «Паккардах»-кабриолетах — лакеи с длинными списками — купить то-то и то-то...

Днём же «Ле Аль» спал, поскольку ночью ему опять предстояло работать.

— Таверна «Пье де Кошон» работает и днём, — сказал Митя. — Там подают роскошный луковый суп. Очень недорогой, между прочим.

— Ладно, поехали в «Пье де Кошон», — согласилась Аня.

В переводе на русский «Пье де Кошон» — «Свиная ножка», тут можно было отведать не только лукового супа, но и копчёных угрей, и марсельской рыбной похлёбки, и салата из свежей спаржи с копчёной утиной грудкой, и тунелаты — тунца с нежным молодым картофелем, специально отваренным для этой рыбы, и «гравлакса» — малосольной балтийской сёмги, и перепелиных яиц под шубой из майонеза — в общем, там было всё. Что же касается супов, то кроме лукового супа и марсельской похлёбки здесь предлагали ещё крем-суп из белой спаржи, густой, будто варенье, на российские супы совсем не похожий, а также бульон из бычьих хвостов.

— Правильно, гулять так гулять! — сказал Митя, и они поехали в «Чрево Парижа».

Рестораны в «Ле Але» в ту пору существовали двух разрядов: первый — для высшего слоя парижского общества, для степенных буржуа, не привыкших считать деньги, для чиновников и банковских работников верхнего уровня; второй — для всех остальных. В этот ходили обычные люди, мясники и железнодорожные инженеры, журналисты и капитаны речных пароходов, пекари и офицеры национальной гвардии... В первом разряде обстановка была чинная, с накрахмаленными скатертями, с официантами, склоняющимися в полупоклоне, с дорогим оркестром, способным с лёту, без нот, сыграть любую мелодию — от государственного гимна Аргентины до марша гренадерского полка, расквартированного в Тулузе...

Рестораны высшего разряда бывали пусты до позднего ночного часа, до криков первых петухов — живых, которые тоже водились в «Ле Але», а потом в этих ресторанах появлялись седые джентльмены в дорогих костюмах, с шёлковыми платками, торчащими из нагрудных карманов пиджаков, держали за руки юных глазастых спутниц, испуганно поглядывавших на загадочные тёмные строения ночного «Чрева». Впрочем, через некоторое время и эти неофитки переступали некую невидимую черту и становились в «Ле Але» своими.

Богатые посетители пили то же вино, что и простые люди в заведениях второго разряда, мясники, водители, грузчики, инженеры, мусорщики, ели ту же еду, но платили за всё это раз в тридцать больше, прикрывали своими телами испуганных спутниц и слушали музыку, наблюдая в окна за бурной жизнью «Чрева».

Никогда посетители этих двух разрядов не пересекались и никогда не заходили на территорию друг друга.