Ханна Кент - Темная вода

Небо зарокотало глухими раскатами грома, и лицо Бриджид исказила гримаса страха.

— Правда?

— О, дьявола искушать — дело последнее! Ни к мертвому телу, ни к крови тебе в твоем положении лучше не приближаться.

— Этим меня и та старуха пугала. Седая такая.

— Бян фяса [8] Бян фяса — вещунья ( ирл. bean feasa). ? Верно, Нэнс Роух — она чуднáя.

— Раньше я ее и не видала никогда. Думала, так, работница — подсобить, если надо чего.

— Не видала? Ну так она особо и не показывается. Пока не почувствует — зовут, или когда люди сами за ней не прибегут.

— Или когда посулят теплый угол и кусочек послаще, — холодно добавила Нора. — Меня она ни разу не пользовала, а Мартин ходил к ней всего раза два, а она вон явилась на бдение. В плакальщицы напросилась.

Пег воззрилась на Нору в недоумении.

— Она умеет чувствовать, когда нужна, — ровным голосом сказала она.

— Но мне-то почему никто не говорил, что она слово знает? — спросила Бриджит.

— Господи, да не говорят о таком, ходишь ты к ней или не ходишь. Люди идут ведь к ней и с тем, чего священнику не расскажешь и от матери родной утаишь. Да и имя ее, толкуют, поминать не к добру. Боятся ее люди.

Бриджид даже вперед подалась от любопытства.

— А почему? Почему так? Что она, может, натворила чего?

— Да уж надо думать, натворила! — Пег хитро подмигнула. — Живет у самого леса, одна как перст, ну как не начать про нее языком трепать! И лечит, люди признают, по-правдашнему. Не то что некоторые знахари — божатся, что дар имеют, а весь дар их — угадывать, где выпить можно на дармовщинку.

— Материного двоюродного брата она от лишая пользовала.

Нора, причмокивая, укачивала Михяла. Измученный ребенок наконец задремал, то и дело хныкая во сне.

— К Нэнс Роух аж из Балливурни ходят. Даже крепкому мужчине такой путь одолеть не просто, и все ради того, чтоб нашептала что-то тебе на ухо да глянула на твои бородавки!

Пег кивнула:

— Нэнс из тех, что с нечистью знаются, так ее и прозвали. Нэнс на Б у кый — Нэнс нечистой силы. Оттого многие ее и сторонятся, видеть не хотят, но еще больше таких, что как раз потому к ней и тянутся.

— А ты веришь этому, Нора?

Нора презрительно мотнула головой:

— И говорить об этом не желаю! В мире полно всякого-разного, и не моего ума это дело. Поговаривают, будто она с добрыми соседями дружбу водит, не знаю уж, правда или нет.

— Пег, — прошептала Бриджид, косясь на дверь, будто ожидая, что та вот-вот распахнется. — Так она, может, и с Теми заодно? Что священник-то говорит?

— Отец Рейли, пока жив был, всегда к ней по-доброму относился, а иные церковники могут сказать, что не от Господа ее лечение. Но вот те, кто ходит к ней, все как один говорят, что лечит она не иначе, как именем Божьим и Святой Троицы. Ой, слышала сейчас?

Тихо зарокотал гром, и Нора вздрогнула:

— Отведи от нас беду, крестная сила…

— Что ж, и мужа у ней нет? И детей?

Старуха улыбнулась:

— Ну, если только какая нежить с могильника у ней в мужьях. Или, может, коза ее старая на самом-то деле муж, в козу добрыми соседями переделанный. — Собственное предположение до того развеселило Пег, что она так и покатилась, хохоча, как от щекотки.

Бриджид задумалась:

— Тогда она явилась — волосы мокрые, губы белые — чисто привидение! Или будто утопить ее хотели, а она вылезла. А глаза словно туманом заволокло. И что можно увидеть-то такими глазами!

— C Нэнс Роух лучше ладить добром, — согласилась Нора.

Пег издала короткий смешок и вытерла десны краем фартука.

— Да будет тебе известно, Бриджид, что родилась женщина эта ночью, в самую глухую ее пору, а значит, и видит она иначе, чем все мы…

— Она всегда здесь жила?

— Нет, пришлая она, но поселилась так давно, что еще дети мои ее пугались, как пугаются сейчас их дети. Но родилась она не здесь, нет, не здесь. Помню я, как она здесь появилась. В ту пору много людей бродяжило, по дорогам шаталось. Вот и Нэнс была такой нищей бродяжкой, ни кола ни двора. Священник тогдашний пожалел ее — молодая женщина, как была она тогда, и никого-то у нее нет, ни одна живая душа о ней не позаботится. Мужчины выстроили для нее бохан — крохотную лачугу возле самого леса. Ни огорода приличного — чтоб картошку сажать, ничего, но кур всегда держала. И козу. О, коз своих она пестовала! Что ж, прожить на терновых ягодах и орехах, да на праш ях [9] Праш я х — жидкая овсянка ( ирл. рraiseach). в теплые месяцы еще можно, но, когда она только заявилась, все ждали, что вот стукнут холода и пойдет она по чужим дворам побираться, картошку клянчить. Но нет, глядим, сидит там у себя, зимует, и на следующий год — так же, и еще через год, пока не пошли толки, что все это неспроста, что не протянуть женщине на одних только травах да ягодах. Иные решили, что приворовывает она по ночам. Другие — что с Самим якшается.