Иосиф Каллиников - Мощи

Подбежал Михаил к нему.

— Знаешь, что скажу-то тебе?

— Про Галкину, что ль?

— Какое про Галкину, — Гракина, брат, сегодня уехала.

Сердце в нем оборвалось, захолодел от испуга весь, и мысль пробежала — упустил, значит, счастье свое сам упустил.

— Да ты что испугался-то? — одна, брат, уехала, дочка с Машенькой в оконце поглядывают, — не надолго значит.

— Что ж не сказал прямо?

— А тебе что, ай Феничка не дает покою?

Не ответил ему, только в клетушке своей заметался от радости, — не упустить бы теперь!

— Мишка, уведи Галкину, куда хошь уведи…

— Мне-то что — увести можно.

— Неделю поить тебя буду…

— После трапезы уведу нынче, — смотри, не сбреши только.

— Да ты подольше ее…

— Ладно, скажу — заплутались, дорогу забыл, — вернусь к вечеру.

Сам не свой за обеднею пел, голос срывался, дождаться не мог и за трапезу не пошел даже, а в лес побежал к дачам, поодаль все дожидался, когда Галкина с Михаилом гулять выйдут, — ходил — думал, — удастся ли увести Галкину, не догадалась бы пройда, а то никуда и не выйдет без Фенички, сама-то охоча гульнуть по-купеческому, а девчонку-то от себя не отпустит, коли правду почует, — у них по купечеству все так: бабе и погулять можно, а за девчонкой догладывают, беды бы не вышло какой девушке.

Целый час промотался, прождал Николай, а увидел Галкину с Михаилом — в лес поскорей прятаться, не увидела б только.

Подождал, пока скрылися, побежал к Феничке.

— Денек-то какой нонче?.. А у вас никого нет?

— Марья Карповна с отцом Михаилом в казенный пошли, а мамаша домой поехала.

Я было на озере покатать вас хотел, был я вчера там, да и нашел в лесу место ягодное, — поедемте, Феничка.

— Как же без мамы я?

— Мы недолго там будем.

Согласилась Феничка, и страшно ей, что согласилась, и хочется расспросить Николая, узнать особенное.

Дорогою шли по лугу, рассказывал ей про монаха лекаря, что народ травами лечит всякими, про лес говорил, про разбойников, что в урочище жили старом да зимой на дороге купцов грабили, — разговорами Феничку отвлечь все старался, чтоб не боялась она, не подумала что плохого, не почувствовала бы. Может, и не подумает, а почувствовать может она — испугается, насторожится опасливо, и тогда уже трудно добиться чего-нибудь будет, нужно, чтоб неожиданно захватить всю и прикончить сразу, не дать и опомниться.

К мельнице подходить стали — про озеро рассказывал медленно.

Феничка раз только подумала, — может, сегодня расскажет ей…

Размашисто весла сверкали, толчками быстрыми лодка в осоке пряталась, — перешло озеро в речку лесную — медленней двигались берега, мохом облипшие.

В воду сосна повалилась позеленевшая, у сосны привязал лодку, по сосне на берег за руку повел, осторожно и крепко руку держал теплую.

— Хорошо здесь и страшно, — темно; должно быть медведи есть.

— Летом их нет, Феничка, — вы здесь не бойтесь.

— Даже холодно тут.

— Зато ягод здесь много, — крупная, сладкая.

В тишину темную по топкому моху пошли, держал за руку, говорить стал:

— Феничка, я не ушел бы от вас, никогда б не ушел…

Испугалась Феничка, и не слов испугалась этих, а гулкого сердца стало ей страшно, и не думала, что жутко ей, а вся чувствовала, телом всем ощущала чувство пугающее…

Ягоды рвать стали, — на стеблях тонких крупные, спелые, духовитые…

На коленях Феничка рвала их и губы от темного сока красного горячей стали, окрасились широкой каймою влажною, — глядел на них Николай, и его губы жадно вздрагивали.

Вместе с нею собирать стал ягоду лесную, касался рукою пальцев, когда брала у него из руки зрелые.

Волнуясь, шептал, и шепот волновал Феничку, — чего-то ждала, услышать ждала особенное и волновалась вся.

— Феничка, так тяжело одному жить, ведь и мне счастья-то хочется.

— Скажите мне, вы сказать мне хотели что-то…

— Давайте сядем, — я расскажу вам, все расскажу Феничка…

Сел, близко к Феничке сел, обнял ее тихо, точно испугать боялся, и прижимать стал, — жутко и хорошо было Феничке, не оттолкнула даже, только один раз слабо откачнулась вся, а потом приникла вся, и сразу — голову ей запрокинул, в губы, пахнущие лесной земляникой губами впился и, не давая сказать ни одного слова, целовал долго, отрывался на миг, шептал одно только слово — люблю, и целовал жадно…

Не сама, а губы ответили, сами, как лепесток открылись поцелуем, — голова закружилась, и поплыла волна медленно, сердце падало, колотясь.