Юлия Андреева - Святы и прокляты

— Я записал за вами и господином Францем слово в слово, но полагаю, что сеньор хозяин пожелает после что-нибудь исправить, — мальчик отложил перо. — Нет же, вы горазды рассказывать, сеньор Фогельвейде! Прямо вся жизнь королевы перед глазами пробежала. Может, я чего и не понимаю, но праведницей была матушка покойного императора, а может, даже и святой.

— Не удивлюсь, если на её могиле рано или поздно начнут происходить чудеса. Хозяин будет доволен, — блаженно потянувшись в своём кресле, поставил лестную оценку оруженосец.

— Странно всё это, — ноги трубадура вдруг сделались слабыми, точно вата. Покачнувшись он осел на пол. — Не бывало прежде такого, чтобы человек незаметно для себя истории рассказывал. Я ведь всё это только про себя говорил, раздумывал так да эдак, как правильно, по порядку, то есть чтобы ничего не упустить… А вышло… Вся история точно сама собой из меня выбралась, да ещё и на бумагу перетекла, — трубадур заглянул в писанину Константина, и ему снова сделалось дурно.

— Отчего же! Бывало и хуже. Вот я как-то, помнится, запил, а утром собрался опохмеляться в кабак. Небольшая монетка-выручайка в сапоге за голенищем в хитрой дырке припрятана, на кувшин вина да мясную поджарку. Остальная же нычка в дырявом горшке за печью от супружницы моей подколодной надёжно схоронена. Хожу я по дому, обуваюсь, стало быть, ну, понятное дело, качаюсь от стены к стене. Сам себя за сообразительность похваливаю. Про себя, ясный корень, не вслух же! Во всяком случае, мне так казалось. Ну а когда «подлечился» у кабатчика, домой, как водится, вернулся. И что же? Жена в компании пьяных в лоскуты товарок посреди дома валяется да песни орёт. Кинулся к нычке — нету. Вот тогда и понял я, что невольно сам же о запрятке своей и проболтался! Такая злоба меня взяла! И на супружницу мою, и на баб тех окаянных… Но поболее всего на себя и на своего ангела-хранителя: не уберёг сука!

— Нет, я не обижаюсь на вас, господин Рудольфио. И Константин тоже когда-нибудь поймёт, что вы хоть и обманули нас, но ведь от смерти лютой спасли. Не иначе как наши ангелы сами и привели вас в Амальфи. Здесь, в «Грехе», кровник нас в жизни не найдёт, а коли и прознает, такой замок его силами не взять. — Анна радостно улыбалась. — А, кроме того, мы ведь о Золотом Фридрихе летопись пишем! Да если бы наш бедный отец дожил до этого дня! Вот ему радости было бы! Уж как он любил Фридриха! Что ни присказка у него, то о Фридрихе, что ни песня, то золотоволосом короле! Я ещё совсем крохой была, во сне, помню, Фридриха видела. А когда проснулась, да к отцу кинулась рассказывать, тот меня всё спрашивал, в чём Его Величество одет был, на каком коне восседал, какое оружие при нём было? Кивал, хвалил, а то, чего я не знала, уточнял.

Когда мы что-то делали — не важно, плохое ли, хорошее — отец сразу про Фридриха, когда тот был в таком же возрасте, сказывал. Только всегда выходило, что Фридрих неизменно лучше, чище и во всём талантливее нас с братом был. Хотя мы тоже королевской крови, а получалось, что неровня!.. Жаль, отец не дожил.

— Если бы твой отец дожил, то я бы его, а не вас с Константином из Амальфи забрал, — пробурчал себе под нос Рудольфио.

Какое-то время девочка молчала, свыкаясь с мыслью, и наконец кивнула, в знак согласия.

— Да. Вы выполняли приказ. Делали то, за что вам платят. — Её чистые голубые глаза на мгновение встретились с его, карими. Щёки девочки вспыхнули. — Должно быть, Господу угодно, чтобы спасся не отец, а мы с Константином. Должно быть, летопись эта Господу угодна. Потому и… — она замялась, но наконец решилась, — последнее время наш отец вообще не упражнялся в письме. Всю работу, которую он брал, переписать книгу в монастыре, письмо ли под диктовку, — всё делал мой брат. Богом клянусь!

Наш отец, не стала бы я напраслину на покойника возводить, ни за что не поспел бы за рассказом господина Вальтера, а мы с Константином давно уже договорились, пока он одну фразу записывает, я вторую подхватываю, — так и успеваем на пару. Кроме того… бабушка не успела вам сказать, но если бы она знала, для чего нас на самом деле увозят, непременно бы поведала. — девочка понизила голос до шёпота, так что Рудольфио пришлось склониться к ней, — У нас в доме всегда знали, что в роду Комнинов и Дука незамужние принцессы и не ведавшие женской ласки принцы умели в прошлое и грядущее проникать. Так что, на королевских советах их поили маковым отваром, а когда те засыпали, их поднимали, заставляя на вопросы отвечать. Сначала на те вопросы, ответы на которые и другие знали, а когда всё один в один сходилось, вопрошали о важном. У нас дома всё решалось только при помощи маленьких детей, потому-то все дети до свадьбы держались в строгости.