Шарль Лоран - Шпион Наполеона. Сын Наполеона [Исторические повести]

Этот человек, с виду такой спокойный, со скромными манерами, так недавно игравший на дороге с детьми, теперь, казалось, с трудом переносил расспросы. Несколько раз он готов был выйти из терпения, и только сила воли удержала его. Последний вопрос вывел его из себя. Он взглянул прямо в лицо начальника батальона гренадер и ответил:

— Я оказал французам важную услугу в то время, когда генерал Моро переправлялся через Рейн. В награду за это мне разрешили жить здесь. Правда, что я не имел ни ружья, ни шпаги; не носил на голове шапки и шпор на ногах; но без меня, очень вероятно, что немцы не были бы побиты при Гогенлиндене.

— О-о, мой смельчак! — сказал командир с насмешливым смехом. — Если вы говорите правду, то вы великий полководец, но при этом вы довольно странный патриот, так как немцы, которых Моро побил благодаря вам, приходятся вам родными братьями. Не вы ли мне сказали, что ваша родина там?

При этих словах офицер указал пальцем на восток.

— Принадлежат к той стране, которую любят, и служат той стране, которой хотят служить, — возразил Шульмейстер.

— Очень возможно, но что касается до меня лично, то я отношусь с недоверием к людям, которые не любят своего отечества и служат его противникам. Эй, четверых людей! — приказал командир.

В то время как несколько солдат приблизились на призыв командира, капитан, до последней минуты молча следивший за происходящим, сделал шаг по направлению к Шульмейстеру. Последний, видя, что дело принимает дурной для него оборот, сделал быстрое, как мысль, движение. Его рука, выскользнув из складок сюртука, нежно ударила, как бы лаская, мальчика сначала по голове, а затем по плечу. Если бы при этом обстоятельстве находился внимательный наблюдатель, то он, может быть, заметил бы выразительное нажимание рукою по платью ребенка. Затем Шульмейстер более не двигался. Он смотрел прямо в глаза всем этим людям, которым, без сомнения, был отдан приказ его задержать. Глаза мальчика, казалось, говорили: «Будь спокоен, отец! Я понял: надо не допустить, чтобы у меня нашли вещь, которую ты мне доверил… Она там, за воротником моей куртки. Сейчас, как только меня не будет видно, я незаметно прекрасно ее спрячу. Не бойся, не бойся!»

Что же касается Лизбеты, то она прижалась к нему с другой стороны, испуганная и готовая расплакаться.

— Командир, — сказал Шульмейстер, сделавшийся с этих пор безусловно хладнокровным, — я не знаю, какой вы отдали приказ относительно меня, но я надеюсь, что вы не откажетесь отправить этих маленьких бедняжек на другую сторону лагеря, к городским воротам. Когда они достигнут их, я буду спокоен, так как Ганс с сестрою сумеют найти свой дом.

— В самом деле, ничего нет проще, — заметил командир. — Капитан, прикажите, чтобы проводили этих двух ребятишек домой. Я совсем не хочу, чтобы с ними случилось несчастье… А вы, друг мой, следуйте за мною.

И в то время, когда мальчик в сопровождении сержанта удалялся бледный, с блестящими глазами, держа за руку испуганную сестренку, бакалейщик с улицы Де-ла-Месанж шел окруженный четырьмя солдатами, понурый, с опустившимися руками, к квартире военного профоса.

В дверях лавочки, находящейся на улице Месанж, среди самой непоэтической обстановки бакалейных и табачных товаров, стояла нежная, очаровательная фигура женщины. Ее каштановые с золотистым отливом волосы, разделенные пробором на две волнистые пряди, были собраны и густо скручены на затылке. Матово-бледный цвет лица, большие темные глаза и гибкая фигура, одетая в простой эльзасский костюм без всяких украшений из золотых прошивок, особенно выделялись рядом с выставочным окном, на котором были разложены незатейливые товары: пряности, табак, ленты, коленкор и мелочные железные и медные товары. Ее изящная фигура казалась живой статуей, только что поставленной на каменных ступенях входа в магазин.

С виду ей нельзя было дать более двадцати лет — в действительности ей было двадцать пять. Прохожие настолько очаровывались ее красотой, что забывали помечать годами ее прекрасные черты. Они нисколько не заботились о том, девушка она или женщина. Все, что они замечали в ней, — это была ее красота, а она принадлежала всем, кто имел глаза.

В данный момент Берта с беспокойством смотрела в противоположную сторону улицы, по направлению к аллее Брольи. Она отвечала с рассеянной улыбкой на почтительные поклоны соседей и, казалось, относилась равнодушно к тому, что рассказывали собравшиеся группы о событиях дня. Берта, конечно, видела, как и все ее соседи, необычайное движение, произведенное только что прибывшими войсками. Уже несколько часов сновали по улицам города целые толпы военных; их лица и мундиры были совершенно неизвестны горожанам. Берта Шульмейстер, поминутно отрываемая от своего бесполезного дежурства, едва успевала удовлетворять требования многочисленных покупателей. Ее сердце, казалось, сжималось от страшной, мучительной тоски; необъяснимый ужас сковывал ее губы. Она не слышала ни комплиментов, которые щедро рассыпали перед ней новые покупатели, ни даже их требований. Ее рассеянность не укрылась от наблюдательных соседей, и самый близкий из них обратился к ней вечером с вопросом: