Андрей Ветер - Скалистые Горы

Почтовая группа из Ларами в Фил Кирни была атакована вчера тридцатью индейцами. Людям удалось спастись, потеряв несколько мулов и фургон.

До пятого числа сего месяца индейцы больше не тревожили форт Фил Кирни.

Две роты кавалерии и четыре роты пехоты были направлены в форт Рино и, возможно, прибудут в форт Фил Кирни. Тридцатая Пехота уже направляется туда. Все роты Второй Кавалерии стремительно перебрасываются в Фил Кирни.

Leavenworth Daily Commercial

Разведка сообщает, что за минувший месяц для индейцев стало обычным делом собираться в отряды для уничтожения белых людей. Если так пойдёт дальше, они составят самую грозную организованную силу. Дьявольская работа уже свершилась возле форта Фил Кирни, где наши доблестные воины были беспощадно вырезаны, а после их тела подвергнуты надругательствам. Бесчисленные убийства свершаются ежедневно краснокожими дьяволами, и наши власти ничего об этом не ведают.

Состояние дел сегодня на Равнинах требует немедленного вмешательства правительства. Нас спасут солдаты и боеприпасы, а не соглашения переговоры. Это единственный выход, единственное лекарство. Умелые борцы против индейцев, большое их число требуется на границе (Good Indian fighters, and plenty of them, are the articles demanded on the Borders).Люди, которые не верят ни в какие договорённости и видят во всех обещаниях «благородного дикаря» лишь адскую ложь (an infernal lie), люди, которые будут стрелять и снимать скальпы и уничтожать (men who will shoot and cut and scalp and exterminate ) — вот кто нам необходим сейчас, люди как генерал Харни и полковник Чивингтон, памятные нам по Ash Hollow и Sand Creek.

По своей природе вождь Жозеф был больше дипломатом, нежели военным. Он всегда спорил и уразумлял своих противников с позиции справедливости и силы. Что касалось договора о продаже земли, он говорил: «Если мы когда-либо владели этой землей, то мы и теперь владеем ею. Комиссионеры настаивают, что наша земля продана правительству. Но представьте, что приходит белый человек ко мне и заявляет, мол, мне нравятся твои лошади, Жозеф, я хочу купить их. Я ему отвечаю, что мне самому нужны мои лошади. Тогда он направляется к моему соседу и объясняет ему, что хотел бы приобрести моих лошадей, но я не продаю их. Сосед говорит ему: давай мне деньги, и я продам тебе лошадей Жозефа. Тогда белый человек возвращается ко мне и объявляет, что купил моих лошадей и что я должен теперь отдать их ему. Если правительство когда-то и приобрело наши земли, то именно таким способом». (Здесь и далее прим. автора)

Примерно в три тридцать пополуночи, когда забрезжили первые проблески света, стрелковая цепь направилась к индейским жилищам. Они находились почти в ста ярдах от ближайших палаток, когда полог одной из них откинулся и появился одинокий индеец. Он сел на свою лошадку и неторопливо поехал от лагеря, заехав прямо в ряды притаившихся в траве солдат. Лейтенант Вудраф писал позже: «Он низко склонился, чтобы разглядеть, что это было перед ним в сумраке». Жёлтый Волк сказал, что всадником был Наталекин, подслеповатый старик, слишком дряхлый, чтобы воевать. Мощный ружейный залп свалил его с лошади.

Полковник Гиббон, проводивший операцию, писал так: «Индейцам здорово досталось в первую атаку. Многие были застрелены в своих палатках. Сбежавшие дикари, однако, вскоре оправились и, поскольку нашим солдатам негде было укрыться, индейцы сумели обойти нас с флангов и спрятались на берегу в ивняке и на лесистых склонах гор в нашем тылу. Оттуда они открыли свой сокрушающий огонь по нашим людям, которые не знали, куда им скрыться. Были приняты самые различные попытки очистить от дикарей берег. Но едва мы отбивались от тех, кто перед нами, другие тут же объявлялись у нас сзади».

Прибывший на место сражения генерал Ховард вспоминал: «Место было ужасным — полынь, грязь и узенький ручеёк с мутной водой, и этой воды было так мало! Мёртвые лошади валялись повсюду вместе с другими свидетельствами сражения. Несколько раненых и убитых тоже находились там. В дополнение ко всему над землёй дико метался пронзительный ледяной ветер, от которого негде было укрыться. Если что-то может заставить человека ненавидеть войну, то представшее предо мной зрелище относилось к этой категории».

Вот что рассказывал Жёлтый Волк о начале очередного сражения: «Наступило утро, и бой возобновился. Пули жужжали повсюду. Большая пушка била по нам снарядами. Из траншей наши воины отвечали выстрелом на каждый выстрел. Погода окончательно испортилась, ледяной ветер был полон густого снега. Воздух пропитался пороховым дымом, сквозь который не прекращали бегать сполохи выстрелов. Солнце продолжало подниматься за тучами, но ярость сражения не стихала. С едой у нас было туго, да и костры не из чего уже было разводить. Сухой помёт мы сожгли в первую ночь, а хворост собирать вдоль берега под пулями слишком опасно… Молодой раненый воин лежал на бизоньей шкуре и умирал, ни на что не жалуясь. Детишки рыдали от нестерпимого холода. И никакой возможности развести костер… Всю ночь мы провели в земляных ямах. Холод становился жёстче. Снег валил и валил. Мы, мужчины, не могли позволить себе уснуть, несмотря на усталость, потому что ждали броска солдат каждую минуту. Ночь казалась бесконечной… Я чувствовал, что приближалась развязка».