Борис Павленок - Преданный и проданный

Безбородко вышел, Дашкова начала было:

— Я не понимаю, Като...

— Княгиня Дашкова, — прервала её металлическим голосом Екатерина, — замечаю за вами излишнюю строптивость. Английский посланник с ваших слов распространил слух, будто вы возвели меня на престол российский. И кучка молодых болтунов... Не запирайтесь, знаю доподлинно. Или прикажете кликнуть Шешковского? Я вас не однажды предупреждала: не лезьте, куда не след. Вы б лучше в академии порядок навели, коей доверено вам президентство. После смерти Ломоносова туда вовсе русским хода нет. Всё! — Позвонила. — Одеваться!

Она и в халате была царственна.

Дашкова, всхлипывая и приседая в книксенах, как заведённая, пятилась задом к двери.

В приёмной прохаживался генерал-полицмейстер Петербурга Рылеев. Безбородко, усаживаясь за стол и перебирая бумаги, сказал:

— Так вы поняли, что приказ о предупреждении пожаров следует отменить? Можете идти.

— Не примут-с?

— Нет. И лучше не показывайтесь на глаза.

Из кабинета вылетела пулей Дашкова, размазывая слёзы. Безбородко молча указал на неё полицмейстеру. Тот кивнул и откланялся:

— Честь имею!

Глядя ему вслед, Безбородко вспомнил, что ещё надо наказать этому болвану, и, когда тот уже был в дверях, крикнул:

— Айн момент! Государыня наказали ещё найти мастера и изготовить чучело из Сутерленда. Хоть и собака, а чучела достоин.

— Из Сутерленда? — Полицмейстер сделал шаг назад. — Уж собака-то он собака, но чучело...

— Устного приказа государыни тебе мало?

— Слушаюсь... ваше сиятельство.

— Откуда про сиятельство узнал?

— Служба-с... — Полицмейстер развёл руками и удалился.

— Подслушивал, мерзавец...

Когда швейцар открыл дверь и попытался снять с Потёмкина шинель, он устало махнул рукой: отвяжись. Прямо у парадных дверей сел на скамью для слуг. Швейцар, поняв, что в нём не нуждаются, скрылся в своей каморке. Лишь две свечи, отодвигая мрак, горели, вправленные в фонари, выхватывая из тьмы обнажённые мраморные фигуры и ряд белых ступеней, уходящих во тьму. Потёмкин сидел обессиленный и разбитый, явно не желая двигаться. Он поднял меховой воротник шинели, сунул кисти рук в рукава, будто в муфту, свесил голову, и пряди волос закрыли лицо. Потому и не заметил, как бесшумно и быстро скатилась по лестнице юркая фигура Санечки. Он вздрогнул, когда она опустилась перед ним на колени и, прижавшись щекой к сукну шинели, тихонько сказала:

— Пришёл наконец, а я уж чего не передумала.

— Кой чёрт меня возьмёт, — безразлично буркнул он.

— Ты на безумца был похож, когда выскочил от своей коронованной шлюхи.

— Тс, дура, её не трожь.

— А она щадит тебя? Весь двор в радости: конец Потёмкину, — не щадя дядечкиного самолюбия, сказала Санечка.

— Послал бы я их всех — знаешь куда?

— И её тоже! — с восторгом подхватила Санечка.

— Ты опять? Прибью...

— Слава Богу, заговорил по-человечьи, — оживилась она. — Поднимайся, идём. Фу, вонюч, где тебя только черти носили... Ждала, ждала, решила: не придёшь сегодня, конец, пошлю гарбуза.

— Какого гарбуза?

— Отказ Браницкому. Он объяснился со мной, взамуж предлагает.

— Да ну? Ох, Санька, ох, дьяволица, обкрутила-таки коронного! — Потёмкин засмеялся, прижал Саньку к себе.

— Нашёл чему радоваться. — В голосе её послышались слёзы.

— А тебя, бесприданницу, графья каждый день в жёны зовут? Притом не завалящий какой, один из богатейших, гетман польской короны! Ты ж будешь одной из первых дам при дворе круля Станислава.

— Нужны мне они... Я тебя, Гришенька, люблю и никуда не уйду.

— Дурашка ты моя милая. — Потёмкин поцеловал Санечку в голову. — Я ж обвенчан с Екатериной, кто ты при мне?

— Люблю, и всё.

— Люби и дальше, кто мешает. Схочется увидеться — далеко ль Варшава от Москвы? Да и он, похоже, больше в Москве обретаться будет.

— Не хочу я так.

— Теперь слушай внимательно: гетман говорил мне о намерении своём, он видит в браке факт политический, а не только семейный. Сплетя две наши фамилии, мы свяжем Польшу и Россию. Императрица знает об этом, даст приданое и пожалует статс-дамой.

— Это правда?

— Браки совершаются не на небесах, а при дворах.

— Ну вас всех к чёрту, обманщики! — Санечка вырвалась из объятий Потёмкина, крикнула: — Ванну и пузырь со снегом я велела приготовить.

Каблучки застучали по ступеням.

— Санька, не дури!

В ответ громко хлопнула дверь.

Две каменные бабы склонили обнажённые телеса над ступенями, словно подслушивали да не успели разогнуться.