Фаддей Булгарин - Димитрий Самозванец [litres]

— К чему мне знать, а тебе говорить это? — отвечал Леонид. — Ни ты, ни я не старшие над братом Мисаилом; как поживет, так и будет отвечать пред Богом!

— Ну, уж воля твоя, отче Леонид, а я бы не стал верить, если б мне рассказал что мудреное брат Мисаил, — сказал Конев.

— Бездушен колокол, но благовестит во славу Божию волею честных и православных святителей. И бесы не отвергают истины — бытия Божия. Весть — слово, все равно, кто бы ни молвил. Истина переходит в народ иногда из скверных уст, как чистая вода источника из мутного болота. «Сего ради подобает нам лишше внимати слышанным, да не когда отпаднем», — сказал апостол Павел [108].

— Мы люди не ученые и не можем спорить с вами, книжниками, — сказал Конев. — Не хочешь ли подкрепить силы чем-нибудь, отче Леонид? Пойдем ко мне наверх.

— Спасибо! Мне некогда: я должен возвратиться в монастырь. — Леонид, сказав сие, откланялся купцам и пошел в обратный путь.

— Ну, что бы тебе порасспросить хорошенько отца Леонида, — сказал Тараканов, — видишь ли, что и он как будто намекал о чуде…

— Поди ты с Богом: я знаю отца Леонида! — отвечал Конев. — Нет хитрее, нет мудрее его в целой Московской епархии. С ним беда связаться на речах. Он, верно, сам выпытывал нас, чтоб выставить вперед. Но как бы ни было, а дело нешуточное. Мы завтра поговорим с тобою об этом, а теперь прощай: мне надобно за делом сходить в Царь-город.

Народ толпился на Красной площади, пользуясь праздничным днем и приятною погодой. Молодые люди лакомились орехами и пряниками, которые разносили на лотках мелкие торговцы; одни играли в свайку [109], другие в кружке распевали песни; иные слушали веселых рассказчиков и громким хохотом изъявляли свое удовольствие. Старики разговаривали между собою о делах, о торге, работах, подрядах. Пестрые толпы, как волны, переливались из одного конца площади в другой; шум и говор составляли один протяжный гул.

Вдруг толпы поколебались, и из всех концов площади народ устремился на средину. Пожилая женщина с растрепанными волосами, босоногая, покрытая поверх рубахи куском полотна, медленными шагами шла между народом, который раздавался перед нею и с боязнью посматривал на нее, забегая вперед. Женщина несколько раз останавливалась, осматривалась кругом и, пропев петухом, продолжала путь.

— Что такое? что за диво? — восклицали из толпы люди, немогшие видеть, что происходило в середине.

— Кликуша! — отвечали вполголоса близкие к женщине.

— Кликуша! — повторяли другие громче, и наконец на целой площади раздался клик: «Кликуша! Кликуша!» [110]

— Это Матрена, вдова ткача Никиты из Красного села, — сказал один пожилой человек своему соседу. — Ее испортил колдун года три перед сим. Она бросила дом и детей и летом бродит по лесам и болотам, а зимою по селениям и заходит иногда в город. В ней поселился бес, да такой злой, что никак нельзя его выгнать. Он корчит и мучает ее, прикидывается то петухом, то собакою, то поросенком и кричит из нее, лает и хрюкает днем и ночью. Иногда бедная Матрена приходит в бешенство и мечется в огонь и воду; иногда она пророчит. Сеньке Лопате, купцу в Шапочном ряду, предсказала смерть; дьяку Шуйскому — тюрьму и побои, а в Скородоме — пожар. Не подходи близко, сосед, чтоб не наткнуться на беду.

Сосед перекрестился и сказал:

— Чур меня, чур меня! С нами крестная сила!

— Да воскреснет Бог и расточатся врази его! — промолвил другой, слышавший разговор.

Кликуша остановилась, запрыгала на одном месте, залаяла собакою, потом присела, поджав ноги, закрылась полотном и. завопила ужасным голосом.

— Бес мучит ее! — воскликнул кто-то в толпе. — Уйдем, чтоб он. не вылез, — повторил другой. — Нет, он не сделает зла крещеному без воли Господней, а как придет судьба, так и под землею не укроешься, — примолвил третий. — Ну как она кинется на людей? — спросил первый. — Не бойся, она не бросается на крест, — отвечал другой. Вдруг кликуша сбросила с лица полотно, угрюмо посмотрела кругом и сказала:

— Что вы уставили на меня глаза? Вам любо, любо! Постойте, придет и на вас черный год! Запоет петухом и сам царь Борис Федорович, завизжите и вы поросятами, как ударит углицкий колокол!

Кликуша умолкла, и люди посматривали друг на друга с изумлением и стали перешептываться в толпе. Первый голос. Что это значит? Другой голос. А господь Бог ведает! Третий голос. Вздор мелет!

Четвертый голос. Что за углицкий колокол! Кликуша снова стала говорить:

— Ах, вы, окаянные! на кого вы подняли руки? Чью кровь пролили? Кого увенчали? Вы слепы и глухи. Вы не видите этой черной тучи над вашими головами. Посмотрите: вот она спускается все ниже и ниже: вот гремит гром, блестит молния! Ах, какой крик, какой шум! Вот из земли бьет дым столбом, вот пламя! — Кликуша замолчала на несколько минут и вдруг завизжала пронзительным голосом. Народ пришел в ужас. — Не пущу, не пущу! — закричала кликуша и запела: «Черти пляшут, черти скачут, черти веселятся!» Потом, приняв грозный вид, возопила: «Море, море, реки, озера кровавые! За каждую капельку углицкой крови заплатите реками крови. Ха, ха, ха! Войско, рать! Прощай, царь Борис Федорович, вечная память! Прощайте, добрые люди, ложитесь спать в сырую землю! Вот звонит углицкий колокол! Пора, пора, домой, в лес, в болото!» — Кликуша снова пропела петухом, завизжала и пустилась бежать в Замоскворечье. Народ расступился и не смел ее преследовать. Молчание водворилось в устрашенных толпах; все поглядывали с беспокойством друг на друга; никто не смел спрашивать, никто не смел толковать.