Шэрон Пенман - Королевский выкуп. Капкан для крестоносца

Вторым делом он вызвал к себе епископа Батского и потребовал, чтобы тот вошел в число затребованных императором дополнительных заложников. Саварик заявил, что почтет это за честь, поскольку ему очень хотелось убедить короля в своей непричастности к вероломному поступку Генриха. А вот с братом епископа Ковентрийского все прошло не так гладко. В отличие от более хитрых спутников, Робер де Нонан не старался держаться в тени. Напротив, он словно привлекал к себе внимание и расхаживал по залу, задевая рыцарей Ричарда. И наконец попался ему самому на глаза.

На зов государя де Нонан явился не сразу, и почтил короля быстрым поклоном, неохотно признавая его ранг. Некоторое время государь молча смотрел на него.

– Ты счастливчик, сэр Роберт, – произнес он наконец ледяным тоном. – Я намерен дать тебе шанс исправиться. Я прощу тебе твое предательство, если ты согласишься стать одним из заложников.

Приближенным Ричарда это не понравилось, они явно не считали такого негодяя достойным милости. Но к их удивлению, Нонан не выказал благодарности за такое снисхождение.

– Я не стану заложником за тебя, – заявил он, с вызовом глядя на Ричарда. – Мой сюзерен – граф Мортенский, и я служу только ему.

Глаза Ричарда сверкнули.

– Как пожелаешь, – сказал король. Потом обернулся и кивнул кузену. – Арестуй этого человека за измену.

– С превеликим удовольствием, монсеньор, – отозвался Андре.

Его рыцари без особой деликатности выволокли Нонана из зала, под хлопки и насмешки людей Ричарда. Лоншан с наслаждением наблюдал за этой сценой, надеясь, что вскоре и епископа Ковентрийского постигнет та же судьба.

Констанция искала Алиенору с целью сказать, что Генрих не уважил ее просьбу о совместном содержании Отто и Вильгельма. Отто останется при императорском дворе, тогда как Вильгельма включили в число семи заложников Леопольда, которые поедут вместе с австрийским герцогом в Вену. Алиенора была благодарна за предупреждение – теперь можно будет известить Отто, и внуки не будут захвачены врасплох. Ричард подарил Вильгельму своего попугая, к великой радости мальчика, и бабушка надеялась, что диковинная птица послужит малышу утешением, когда его разлучат с братом. Отто принял новость с присущим ему стоицизмом, а Балдуин де Бетюн, которому тоже предстояло ехать с Леопольдом, обещал приглядеть за Вильгельмом. Алиенора злилась на Генриха, но поделать ничего не могла.

Распрощавшись с заложниками и с Констанцией, надолго задержавшейся в зале после ухода мужа, Ричард помедлил в дверях, наслаждаясь моментом – теперь за ним не следовала немецкая стража. Глянув через плечо, он перешел с французского на более безопасный lenga romana:

– У меня такое ощущение, что мы оставляем тут еще одну заложницу.

Посмотрев на Констанцию, Алиенора согласилась с сыном.

На внутреннем дворе было людно, поскольку сопровождавшая их свита была огромной: фрейлины Алиеноры, рыцари Ричарда, воины, лорды, епископы и аббаты, приехавшие вместе с королевой из Англии, а также приближенные архиепископа Кельнского и герцога Брабантского. Эти двое намеревались пересечь вместе с Ричардом Германию, поскольку не слишком верили в охранную грамоту, выданную Генрихом.

Алиенора старалась предугадать все желания сына. Она отказалась от плавания по реке, уверенная, что после долгого заточения Ричард захочет поехать верхом; нашла коней для мужчин, конные носилки для себя и своих женщин, сыну же приобрела резвого серого скакуна, при виде которого у короля лицо озарилось улыбкой. Хотя в последние месяцы узник мог позволить себе хорошую одежду, мать позаботилась обеспечить его достойным монарха гардеробом. И заверила, что английские корабли будут ждать их прибытия в Антверпене.

Но вот кое о чем мать запамятовала, а это Ричарду требовалось как воздух. Зато Андре не забыл, и пока Ричард стоял рядом с новым конем и нашептывал ему ласковые слова, чтобы подружиться с питомцем прежде, чем сесть в седло, кузен подошел, держа в руках большой холщовый мешок.

– Думаю, тебе это пригодится, – сказал он, открывая мешок, из которого показались ножны из испанской кожи.

Забросив за спину полу плаща, Ричард застегнул пояс, а затем вытащил меч из ножен. Он с первого взгляда понял, что его выковал превосходный оружейник: тридцатидюймовый клинок и покрытый эмалью эфес напомнили ему меч, врученный матерью во время его инвеституры герцогом Аквитанским в пятнадцать лет. Он восхищался его сбалансированностью, взглядом любовника ласкал тонкое стальное лезвие. Глядя на кузена, де Шовиньи подумал, что наконец-то видит перед собой прежнего Ричарда.