Юрий Мартыненко - Красная мельница [litres]

– Следующей зимой небось не до каруселей будет, – усмехнулся в бороду дядя Ефим. – Тогда уж на вечерки начнете бегать с девчатами?

– Поживем – увидим, – буркнул Ефремка. Щеки его еще больше запунцовели.

– Брось парня смущать, – улыбнулся отец, глядя на брата.

Через два дня по утру, когда из-за сопок медленно выплывало зимнее туманное солнце, Ворошиловых всполошил резкий и громкий стук в окошко. Кто-то нетерпеливо тарабанил по стеклу.

– Кого бы это спозаранку принесло?! – Степан поспешил в холодные сени, чтобы откинуть с дощатых дверей крючок.

С улицы ввалился в заиндевевшем тулупчике Прохор Иванович. Лицо взволнованное.

– Еще не слышали?! – закричал с порога. – Конечно, не слышали! Откуда слышать? Ну, сосед, ну, паря, такие дела на свете делаются!

– Чего, Прохор Иванович? Чего стряслось-то? Беда какая?

– Пойдем, пойдем в тепло! Там расскажу, – поторопил сосед, подталкивая Степана к обтянутой толстым войлоком двери.

На кухне Прохор Иванович сообщил нежданную новость:

– Я только что со станции! Первым делом к вам! Царя свергнули! Отменили его власть. Во, паря, что стряслось-то!

– Как это? Как царя свергнули? – Ошарашенный громким известием, Степан подставил соседу табуретку. Из горенки показалась заспанная Елизавета. Услышав шум, тер глаза проснувшийся Ефремка.

– Сам в толк не возьму. Станционный телеграфист принял сообщение. В депо уже и митинг объявили. Сказали, что будут выступать агитаторы. Подъедут паровозом аж из Читы.

– Читы-ы? – протянул в неопределенности Степан, все больше путаясь в мыслях. – И что же теперь?

– Что теперь? Теперь, значит, паря, сам народ будет собой управлять…

– Надо же, надо! – повторял, не до конца еще понимая смысл произошедшего, Степан. – Вот так-так! Какая новость!

– Такая еще новость! Всем новостям новость!!! – воскликнул Прохор Иванович, расстегивая крючки на тулупчике. – Ладом ничего пока неясно. Ясно одно, что царя больше нет…

– Но кто же все-таки вместо него-то? – с нетерпеливой дрожью в голосе спросил Степан.

– Телеграфист пояснил, что Временное правительство.

– Как это временное?

– Шут их теперь разберет. Говорят, по всей России народ ликует.

– А радуются чему?

– Как чему? Свободен народ.

– От кого же он свободен?..

…Новость, прилетевшая в Забайкалье, ошеломила не всех. У многих, особенно городских чиновников, тлело смутное ощущение скорых перемен. Местная полицейская охранка вдруг обнаруживала так называемую запрещенную литературу и внезапно выявляла лиц, ее распространявших.

Прохор Иванович где-то в году 1915-м стал свидетелем случая. Сокращая путь до депо, с масленкой и ведерком с ветошью для обтирки в руках, он нырнул под стоявший пассажирский вагон. По другую сторону путей чуть не столкнулся с человеком, явно пассажиром поезда. Цивильный костюм и шляпа. Аккуратные усики и светлые бакенбарды на бледном неспокойном лице.

– Прошу прощения, – извинился незнакомец. Окинув взглядом железнодорожника, он оглянулся и вежливо повторил: – Еще раз прошу прощения!

В голове поезда раздался жандармский свисток.

Незнакомец нервно оглянулся и произнес:

– Это вот, можно, я оставлю? – Он протянул белеющий сверток, показывая взглядом на ведерко с ветошью.

Позади, уже совсем близко, снова раздался свисток. Но пассажирский поезд тронулся.

– Быстро! – Прохор Иванович подставил ведерко и нырнул под следующий вагон, успев заметить, что незнакомец, ухватившись за скользкие поручни, запрыгнул в тамбур.

Спустя время, отдышавшись от быстрого шага, Прохор Иванович в укромном уголке депо развернул шуршащий сверток. Увиденное ужаснуло. Прокламации! Целая пачка!!!

В феврале 17-го года царь отрекся от престола. Народ судачил о так называемом Временном правительстве. Что значит, «временные»? И кто же в нем? Умные головы из местных, как, например, Прохор Иванович, объясняли землякам, что это те же буржуи-капиталисты… Но что означало слово «временные», понять толком никто не мог. Одно было ясно, что новая власть, скорее всего, лишь только временная, и надо ожидать новых перемен…

Во второй половине марта после роспуска Нерчинской каторги вернулся с Усть-Кары Ефимов шурин. Похудевший, без двух передних зубов, в грязной шинелишке и дырявом картузе, из-под которого свисали длинные космы. В разговоре слегка заикался. У сестры с зятем отмылся в жаркой, аж уши трещат, бане. Не спеша и всласть отпаривал пахучим березовым веником каторжанскую копоть. Мать-старуха и Зина наглядеться не могли на сына и брата. Забили бычка, намололи мяса. Откармливали доходягу большими, в ладонь, котлетами. Отпаивали парным молоком, сметану в палец толщиной мазали на хлеб. Отогрели, откормили. Приодели, и шурин уехал в город. Сказал, что так надо, что пришел, мол, черед выполнять ему свой гражданский долг…