Александр Бармин - Уральские рудознатцы

— Из крепости иду. В Невьянский завод…

— Так, так. А я с Ляли, с казенного заводу. Насчет рудного дела к Дробинину. С паспортом отпущен вот. — Порылся за пазухой, не достал. — И уши, целы оба. — Мужичок визгливо захихикал, завертел головой. Был он юркий, с лисьей мордочкой. Чалая бороденка торчала вбок.

— Хозяюшка, хозяюшка, ты помнишь как меня звать?

Лизавета виновато ответила:

— Забыла я.

— Вот! — Мужичок в восхищении повернулся к Егору. — Вот, парень, я ей раз десять уж сказывал, сегодня утром сказывал, как меня звать. Ничего не помнит. Хозяюшка, а деревья помнишь, что на телегах-то ехали?

— Деревья помню. — Лизавета начала всхлипывать. — Связали их веревками, повезли к царице… Кедрики милые!..

Она уже горько плакала.

— Только и помнит, что про кедрики. Да еще про Андрея своего.

— Кедры и я видел, — сказал Егор. — Встретил я третьего дня обоз с деревьями. Живые. Куда их везли?

— Она верно говорит: в царицын сад повезли, в Петербург. Казенный лесничий, господин Куроедов сопровождает. Мужички кручинятся — до Перми им гужом доставить надо. По Чусовой бы сплавить их, по-настоящему-то, да барок, вишь, нет, все с караванами ушли. А от генерала велено — нынче же немедля подарок доставить в Петербург. Ученые они, им виднее. Только, парень, по худому моему разуму, не так бы надо. Не так. Под Соликамском, на самой на Каме, этих кедров видимо-невидимо. Барки там сделать, прямо на барки высаживай деревья да вези. Скорей бы оно вышло, право.

Он снова с визгом засмеялся.

— Ну, пойду. Прощай пока, молодуха, еще заверну попозже. Дело у меня такое…

Ушел. Егора клонил сон. Он спросил хозяйку, можно ли остаться ночевать.

«Подушку?» — спросила Лизавета и принесла белую перовую подушку, положила на лавку. Егор осмелел, попросил поесть чего-нибудь. Хозяйка охотно его накормила. Тогда Егор забрался на полати, свернул азямчик себе под голову — подушки он не взял — и заснул камнем.

Проснулся ночью. На полати летел дух мясного варева. Слышались поочередно два мужских голоса. Один гудел, другой сладко выпевал. Егор глянул сверху. Над корытцем с водой горела лучина. На столе стеклянный штоф, обгрызенные кости у деревянных тарелок. Дробинин беседовал с лялинским. Хозяйка спала на широкой лавке. Егор стал слушать разговор. — …А восемь годов тому руда кончилась… — рассказывал лялинский. — Генерал приезжал, велел завод на стеклянный переделывать. Дули посуду, да плохая, хрупкая получалась и дорогая. Тогда генерал объявил: «Кто близ заводу руду вновь обыщет, то не токмо тот от заводских работ, но и дети его от службы рекрутской освобождены будут». Я отпросился руду искать. До того никогда на поисках не был, да понадеялся на счастье. И не зря пошел. Далеконько только, по Лобве-реке, на высокой горе нашел медную руду. Показал штейгеру Лангу. Послали меня к генералу в крепость. Испытали руду. Генерал меня похвалил: «Молодец, Коптяков. А мои рудознатцы пачкуны». Это его любимое слово было. Блажной был немец. А теперешний — русский, да лютый какой. Татищев теперь. Все крепости строит.

— Ну и что, освободили тебя тогда от заводской работы?

— Как же. С год по вольному найму считался. А тут моя руда и кончилась. К тому времени припас я другое место по Лобве же, Конжаковский рудник. А теперь, вишь, я рудоискателем числюсь. А какой я рудоискатель — так, случаем на те жилы натыкался. Ежели конжаковская руда кончится, заводу опять остановка, а меня, боюсь, в работы пошлют. Надо новое место найти. Вот и пришел к тебе, Андрей. Научи меня искать по-настоящему. Возьми с собой на поиск.

— Неподходящее дело. Я осокинский работник, ты — казенный. Ежели Осокин Петр Игнатьич узнает…

Коптяков завздыхал, полез в свою котомку и поставил на стол новый штоф. Пили, ничем не закусывая.

Коптяков встал с лавки, отошел, оглядываясь, шага на два и поклонился Дробинину земным поклоном.

— Научи, Андрей Трифоныч, — с тоской сказал он. — Богом тебя молю. Ты, говорят, слово такое знаешь, что тебе руды открываются.

Дробинин нахмурился и нагнулся над столом. Потом вдруг расхохотался.

— Есть такое слово! Хочешь, скажу? Глюкауф! Вот какое.

— Глюк-ауф? — недоверчиво повторил Коптяков.

— Это я от казенного лозоходца перенял. Был такой в Екатеринбурге. Гезе его звать. Лозой руды искал. Не знаю, уехал, нет ли. Плохо что-то у него выходило…

Егор опять заснул. Его разбудил осторожный стук в окно. В избе было темно, все спали. Хозяин долго не просыпался. Наконец, встал, кряхтя и отплевываясь.