Вадим Каргалов: Юрий Долгорукий

Горше горького показалась Мономаху лёгкость, с которой отчие грады передавались супротивнику. Уплывала Ростовская земля из рук. Самому бы поспешить в Залесские места, но по рукам и ногам связало переяславского князя новое половецкое нашествие. Хан Боняк Шелудивый угрожал стольному Киеву, и пограничный Переяславль оказался на его кровавом пути.

Страшные наступили времена...

Ростовскую землю спасли сыновья. Старший Мономахович, Мстислав Новгородский, уговорил своевольных вечников выступить на защиту Ростовской земли. Славный воевода Добрыня Рагуилович с передовым новгородским полком сбил сторожу Гориславича с устья Медведицы и, дождавшись Мстислава с остальными полками, пошёл прямо на Ростов.

Олег Гориславич боя не принял, отбежал к Суздалю.

Мстислав с новгородцами и повинившимися ростовцами кинулся следом. Сюда же, к Суздалю, приспел с дружиной и половецкой помощью другой Мономахович - Вячеслав. Вдвоём они одолели Олега Гориславича, хотя затяжным и кровопролитным был бой на суздальских полях.

Побеждённый Олег Гориславич удалился с остатками своего воинства в Рязань.

Громкой и почётной была победа сыновей Мономаха, но она мало что изменила в ростовских делах. Прежнее неустойчивое равновесие восстановила, не больше.

Мстислав Владимирович, отважный воевода и мудрый государственный муж, вынужден был возвратиться в Новгород — только с этим условием согласились ему помогать новгородцы.

Откочевали обратно в Дикое Поле союзные половцы князя Вячеслава, а сам он поспешил обратно к отцу, на опасный переяславский рубеж.

Ростовская земля опять осталась без князя.

А неугомонный Олег Гориславий - вот он, рядом, то в Рязани обретается, то в Муроме, новые коварства замышляя. Было о чём задуматься...

Единственное, что успел сделать Владимир Мономах, - отправил в Ростов на постоянное проживание своего верного мужа боярина Георгия Симоновича. И вдруг - это возвращение. Прав боярин Ольбег, вести будут недобрыми!

Мономах подошёл к оконцу. За тяжёлыми думами не заметил, что дождь умирился. Небо в голубых просветах, гром издали погромыхивает уже совсем не грозно. Вот так же бы и заботы свежим ветерком унесло...

Крикнул в приоткрытую дверь:

- Коней седлайте!

Поскакали всадники за уходящей грозой, за чёрной тучей с всполохами молний, вдоль реки Трубеж. Ветер гнал по реке колючие полоски ряби, но вода между ними уже заголубела, изгладилась.

Проходит непогодь, проходит!

Град Переяславль стоял на высоком мысу при впадении в Трубеж речки Альты. Снизу, от воды, деревянные стены и башни Переяславля казались недосягаемо высокими. А башня над Епископскими воротами, единственная каменная («пока! пока!») в граде, с каменной же надвратной Фёдоровской церковью, взметнулась к самому небу. Стояла башня в деревянной стене, словно богатырь в светлой броне среди ненарядного людского строя.

Мономах невольно залюбовался дивным творением градодельцев своих. На что захотелось бы променять красоту сию? Да ни на что!

Разумом остудил пылкое любование, недостойное державного мужа. Наверное, всё-таки есть на что променять переяславскую красавицу. На Золотые Ворота в стольном Киеве...

Но предаваться мечтаниям - не время...

Мономах запрещающим взмахом руки остановил дружинника, который поднёс было к губам турий рог. Без трубного оповещающего гласа вступит на сей раз князь Владимир в отчий град. Скромно, скрытно.

Створки ворот были приотворены - по дневному времени.

Всадники проскользнули в сумрачный воротный проем. Но сторожевые ратники службу исполняли прилежно, мигом высыпали из привратной каморки, копья приветственно подняли:

- Будь здрав, княже, и милостив к людям своим!

Въехавшему в Переяславль сквозь Епископские ворота христианину успевай только головой крутить, на церковные главы креститься: справа - Андреевская церковь, слева - кафедральный Михайловский собор и ещё одна церковь, поменьше, а между ними - улица к каменному княжескому дворцу. Поднялись купола храмов над Переяславлем, как воинские шлемы, осветляя души и укрепляя верность, мощь княжества являя православному люду.

Мономах миновал нарядное Красное крыльцо, завернул за угол дворца к неприметной низенькой дверце, через которую допускались к князю тайные гонцы. И горница с единственным оконцем-бойницей, куда князь велел позвать Георгия Симоновича, для тайных же дел предназначалась. Немногие могли похвастаться, что там побывали. А кто побывал - хвастаться не станет.