Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

Князья решили не карать Святополка, но строго наказали ему: «Если это всё Давид наделал, то ступай ты, Святополк, на Давида ратью, либо схвати его, либо выгони».

Волей-неволей домоседу и книгочею Святополку Изяславичу пришлось окунуться в водоворот усобной войны. Кругом он оказался в проигрыше. Лукавством Давида в войну были вовлечены другие волынские князья, половцы, венгры, поляки. Два года продолжалась смута, и великий князь Святополк Изяславич был не в силах её остановить. Бился Святополк как муха в паутине, надоедливо жужжал просьбами о помощи, но князья не спешили посылать полки. Сам котору [24] Котора - вражда, ссора. заварил, сам и выпутывайся.

А для переяславского князя Владимира Всеволодовича Мономаха эти годы были добрыми. Не участником усобицы он был, а вроде как сторонним судьёй, к которому обращались обе стороны. Война ни разу не пришла в переяславские волости. Если и воевал Мономах, то с погаными половцами, разорителями Руси, и не на русских землях, а в Диком Поле. Укреплялась народная молва о нём как о защитнике Русской земли, и было сие для переяславского княжества благом.

И ещё одно подмечали люди: в межкняжеских спорах Мономах неизменно выступал миротворцем, призывал к дружескому согласию. Выходило, что там, где Святополк, - смута и кровопролитие, а где Мономах, - умиротворение и благополучие.

Честолюбцы недоумевали, почему Владимир Мономах не домогается великого княжения. Казалось, легче лёгкого взять стольный Киев, подтолкни слегка Святополка - сам упадёт. Однако Мономах видел много дальше сиюминутного.

Всесть на великий киевский стол нетрудно. А дальше? Разве смирятся с возвышением переяславского князя другие сильные князья? Одни черниговские Святославичи чего стоят... Каждому понятно, почему они домогаются сведения с великокняжеского стола Святополка. Под себя Киев примеряют! Что, и с ними воевать?

Владимир Всеволодович Мономах остался сидеть в отчем Переяславле, умножая славу свою победами над половецкими ханами, а людское уважение — мудрой осмотрительностью. Мономах терпеливо ждал своего часа.

Не бряцали оружием и сыновья Мономаха, сидевшие князьями в Новгороде, Смоленске и других городах. Под незримой отцовской защитой княжилось им безопасно.

Тихо было и в Ростовской земле. Грозовые раскаты усобной войны доносились сюда не устрашающим громом, а как бы невнятным рокотом, только напоминавшим людям, что где-то далеко, за лесами и великими реками, бушует война. На Киевщине, на Волыни, в Подолии и Галичине - война, а в Ростове, слава Богу, мирно.

Ростовские мужи с лукавым смирением говорили, что киевские-де великие дела - отдельно, ростовские же невеликие делишки - тоже отдельно, не пересекаются они, и слава Богу, потому что невеликое в великом потеряется, а жалко: хотя невеликое, но всё-таки своё...

Тысяцкий Георгий Симонович рубил сплеча, отказывая великокняжеским послам в ратниках и серебряных гривнах: «До сего Ростову дела нет!» А если очень уж напирали, грозясь великокняжеским именем, добавлял примиряюще: «В Переяславль отправляйтесь, к господину нашему Владимиру Всеволодовичу. Князь Юрий млад, весь в отцовской воле, как отец скажет, так и поступит».

Знал тысяцкий, что Владимир Мономах без крайней нужды ростовскую тысячу в поход не позовёт. Спокойно было и князю Юрию, и всем ростовцам за могучей спиной Владимира Мономаха.

Исподволь, ненавязчиво внушал Георгий Симонович юному князю, что хоть и свята отцовская воля, но Ростов от Переяславля - отдельно, и заботиться ему надлежит о Ростовской земле, а обо всём остальном - после. И Юрий привыкал так думать.

Изглаживался из памяти отчий Переяславль, как быстро и незаметно забылся шумный и многоязычный Чернигов, где Юрий был сущим младнем.

Да и что видел Юрий в Чернигове и Переяславле?

Великолепие княжеских дворцов, раболепство придворной челяди, нечастые выезды с отцом на охоту, неторопливые путевые шествия, когда княжеская семья медленно и торжественно переезжала из града в град, а смерды в праздничных рубахах выходили к дороге и склоняли перед князем простоволосые головы - покорные, неразличимые.

Мир для княжича ограничивался пределами княжеского двора, а княжеские дворы все одинаковые, что в Чернигове, что в Переяславле, что в иных градах. Ростовский дворец как две капли воды походил на отцовские хоромы, разве что поскромнее был отстроен и за дубовыми стенами не быстрые воды реки Трубежа бежали, а тихо и спокойно вздыхала слюдяная гладь озера Неро.