На дорогу вышло двое караульных.
— Очень громкий гомон.
— Далеко слышно.
Сделав замечание, караульные снова спрятались в густых, высоких зарослях травы.
Вечер надвигался быстро. Степь всё сильнее укрывалась синеватым сумраком. После пережитого за день чумакам хотелось покоя, поделиться своими мыслями, услышать душевное слово товарищей-побратимов.
— Продолжай, Гордей, рассказывать про Сечь-матушку…
— И про Крымскую землю.
— Да побойтесь бога, хлопцы, я ж вчера и позавчера… Что ж это, одной тетери и на обед и к вечере…
— Даже после вечери…
— А как же, когда по вкусу!
— А может, послушаем Савку?
— А чего ж, давайте.
— Пусть кобзарскую.
Чумаки знали об удивительной памяти Савки. Услышав раз-другой песню или какой-нибудь рассказ, Савка мог и спустя большой промежуток времени пересказать всё слово в слово.
— Пусть споёт про Савур-могилу…
— Слышали уже, ещё когда ехали на Дон.
— Длинная и печальная.
— Давай тогда «Гомон по дубраве…».
— Тоже печальная.
— Что-нибудь весёленькое…
— Тогда про чумака и сено.
— Послушаем.
Ой, косит хозяин да на сенокосе…—
начал Савка высоким голосом и вдруг умолк. Вспомнив, наверное, как пели эту песню другие, он начал медленнее:
Ой, косит хозяин да на сенокосе,
Аж кровавый пот льётся,
А чумак сидит в прохладе под возочком
Да над хозяином смеётся.
— Ой ты, чумаче, молодой казаче,
Иди сено косити!
— Не сдюжаю, дядько,
Не сдюжаю, батько.
Да й косы волочити…
— Наверное, выбился из сил, бедняга, — послышалось сочувственное.
— Нет, тут иная причина…
А Савка продолжал:
Ой, сидит пугач да на могиле.
Да й кричит он «Пугу», «Пугу».
Ой, скорей спешите, хлопцы,
Ой, до тёмного до лугу!
Он, да те, что поспешили,
Те да в луге ночевали;
Ну, а те, что не спешили,
Те в степи попропадали.
Ой, хоть смейся,
Хоть не смейся…
— Тут уж, наверное, не до смеха.
— Конечно! Не до смеха. Но слушай, слушай…
Ой, пришла зима — пора лихая,
Как волам-то зимовать.
Ой, берёт чумак верёвку,
Идёт сено покупать…
— Вот это так… — кинул кто-то многозначительно.
Ой, идёт чумак дорогой
И зубами стук да стук.
Нету свитки, нет тулупа,
Весь раздет он и разут.
А в избе сидит хозяин И глядит в оконце.
У него тепло, уютно,
Над чумаком смеётся.
— Он, продай-ка ты мне, дядько,
Ой, продай-ка ты мне, батько,
Да хоть вязку сена:
Ой, худобина моя-то
Да в степи засела!
— А ты помнишь, вражий сыну:
«Иди сено косити!»
Ты ответил, что не сдюжишь
Да й косы волочити!
— Ой, продай-ка ты мне, дядько,
Ой, продай-ка ты мне, батько,
Хоть соломы, что ли.
А ко мне иди да с воза
Возьми себе соли.
— Не хочу я с твого воза
Твоей соли брати:
Заплати мне, помогу я
Волам зимовати…
Савка замолчал.
— Видал, какой! — послышалось негодование.
— А чем же оно закончилось?..
— Что стало с волами?
— И какая судьба чумака?
— А какая ж судьба, когда там поётся, — ответил Савка.
Ой, катилося да ясно солнце
Да над могильными плитами,
Ой, не буду я больше чумаковать
Да с вами, чумаками.
А завершается так:
Ой, да накосите, хлопцы, камышу,
Да наварим кулешу,
Да вкинем чебака,
Да помянем чумака!
— Чтоб ей чёрт, такой думе и такому концу!
— Спой лучше что-нибудь повеселей.
— Да, да, повеселее! Не нагоняй тоску, — вмешался атаман. — Припомни, хлопче, что-нибудь такое… Но тоже чумацкое.
Да идут волы дорогою,
Да все бедратые,
А за ними чумаченьки,
Да все женатые,—
начал Савка и в самом деле весело.
— Вот это наша! — послышалось одобрительное.
Да идут волы дорогою,
Да все круторогие,—
подхватило сразу несколько голосов, —
А за ними чумаченьки,
Да все чернобровые.
Да идут волы дорогою,
Да все половые,
А за ними чумаченьки,
Да все молодые.
Вскоре компания чумаков начала редеть. Лукаш и Савка тоже отошли к своим возам. Ребятам хотелось поговорить о чём-то своём, близком для них.
Тихо. Поблизости — никого. Савка стал рассказывать Лукашу о том, что услышал от Гордея той памятной ночью, когда они вдвоём с ним пасли волов.
Закончив рассказ, Савка задумался. Лукаш — тоже. Да, нм было над чем подумать.
— А вот то «высечем искры» — как это понимать? — спросил Лукаш. — Это что значит?..
— Это, наверное, что-то бунтарское, — проговорил Савка. — Давай-ка при случае спросим об этом самого Головатого, пусть растолкует… Высечем искры, высечем… — стал повторять он задумчиво.
Читать дальше